Да, я там работал: Записки офицера КГБ

Осмотревшись к тому времени на своем «участке», я сообразил, что самая интересная его часть — курсы русского языка для иностранцев. Как-никак, я имел возможность в течение почти года изучать примерно полсотни человек — для многих коллег это было предметом зависти: у большинства из них «объекты» приезжали на короткие сроки, и как следует присмотреться к ним было нелегко. Кстати, напротив нашей комнаты сидели ребята из 2-го Главка, занимавшиеся туристами и «пропускавшие» через себя огромный поток иностранцев, приезжавших на несколько дней или неделю. А ведь и среди них были те, кто представлял интерес для контрразведки, вот только выявить их было очень трудно. Я скоро познакомился с ними, порассказал им филерских историй, и мы подружились.

К тому времени я уже был хорошо знаком с некоторыми преподавателями, руководством факультета, к которому формально относились курсы, с несколькими молодыми ребятами из 3-го отдела Управления, который «занимался» МГУ — на связи у них были толковые агенты и доверенные лица из студентов и администрации МГУ, которые могли пригодиться в изучении моих иностранцев. С ними у меня была договоренность о том, что я не буду возражать, если они тоже «понюхают» на «моих» курсах — контрразведчики ревниво относятся к проникновению коллег на свои участки.

Поначалу я хотел выявить общие настроения на курсах, отношение слушателей к «нашей советской действительности», их занятия на родине, перспективы устройства на работу по возвращении и прочее. Исходя из того, что оплачивалась учеба ССОДом (проживание в общежитии МГУ, 150-рублевая стипендия, зарплата преподавателей, экскурсионные поездки по СССР), хотелось, конечно, чтобы там учились друзья нашей страны, а в идеале — завербованные мною агенты, которые по возвращении на родину сломя голову кинутся выполнять задания наших резидентов.

Я не мог тогда себе представить, что очень многие иностранцы, особенно из молодежи, прожившие в нашей стране несколько лет (я не беру в расчет дипломатов — о них особый разговор), уезжают домой если не врагами нашего государства, то, во всяком случае, сильно разочарованными во всем хорошем, что они слышали об СССР до приезда к нам. Наша реальность совершенно несоотносима с повседневной жизнью в большинстве известных мне стран.

Первый же «мой» набор слушателей, в которых я вцепился, как молодой коккер-спаниель, оказался небезынтересным.

Благодаря имевшимся у меня скромным возможностям стало известно, что итальянец Лучио Санто на занятиях нередко высказывается по отношению к СССР и советскому обществу негативно, снабжает слушателей курсов и студентов МГУ литературой, которая тогда считалась антисоветской, устанавливает связи в молодежных организациях.

Однажды Лучио принес на занятия и демонстрировал слушателям словарь блатных и жаргонных терминов, изданный в «Посеве», принадлежавшем, как известно, НТС. В Управлении были люди, занимавшиеся этой организацией, и, как говорится, ничего хорошего, кроме плохого, они сказать о ней не могли. Это сейчас ее сотрудников называют борцами за торжество демократии в России, а в те времена между НТС, который финансировали зарубежные спецслужбы, и КГБ шла жестокая борьба.

Само наличие такого словаря у слушателя курсов русского языка, приехавшего в СССР по линии общества дружбы «Италия — СССР», приподняло немало бровей не только в КГБ, но и в МГУ (преподавательница изъяла словарь и передала его в деканат, вскоре он уже был приобщен к досье в моем сейфе).

****

Часто меня, бывшего «семерочника», поражало, как многие обитатели «Дома» долго, иногда годами, изучали свои объекты разработок, ни разу не посмотрев на них — в лучшем случае имелись фотографии с консульских анкет иностранцев или секретные снимки «наружки». Я-то привык в свое время «обсмотреть» человека, составить первичное мнение о нем по его внешности, манере одеваться, походке, движениям. И сейчас еще я не утратил способности «раздеть» человека, едва взглянув на него, — до известных пределов, конечно…

Как-то раз я спросил об этом «Черного». Тот цвыкнул зубом, почесал причинное место и сразу выдал ответ: «Ну и что? Он-то меня тоже ведь ни разу не видал».

Я рассмеялся — это походило на анекдот, потом призадумался. Было нечто сатанинское в том, что на человека велась охота, читались его письма, подслушивались телефонные и прочие разговоры, он был окружен агентами, следившими за его передвижениями, из всего этого делались какие-то выводы — и при этом «охотник» ни разу не видел его, ни разу не поговорил с ним (конечно, исключений из этого правила достаточно много, о них позже). Изучающие знают изучаемых по информации, добываемой профессиональными методами. Изучаемые знают об изучающих из детективных романов и фильмов. Однако и те, и другие составляют вместе некое оперативное целое. Кафка? Оруэлл?

****