Да, я там работал: Записки офицера КГБ

В скромнейшем костюме, затрапезном плаще, с женским зонтом, он мгновенно растворялся в московской толпе или в переходах метро, хотя уж в Москве-то в этом не было необходимости. Но его работа стала, как я понял, образом жизни и гораздо проще было от этого образа жизни не отходить ни на шаг… Он говорил по-русски едва ли лучше, чем я по-английски. Он знал все о делегации ГДР и каждом ее члене: кто и с каким докладом выступит, какие при этом допустит «идеологические отступления», как на них надо реагировать оппонентам. Этот человек был создан для разведки, рядом с ним я чувствовал себя учеником, хотя он был ненамного старше.

Я познакомился и с некоторыми другими резидентами дружественных разведок, а с Франтой К. и Лешеком Б. на долгое время подружился.

В редкие свободные минуты мы осторожно «трогали» различные «тонкие» темы, связанные с положением в наших странах, и уже тогда, в середине 70-х, в наших разговорах звучали тревожные ноты…

Везде было одно и то же: руководство, не пользовавшееся не то что популярностью — элементарным доверием народа, катившийся вниз уровень жизни, побеги ответработников и спецслужбистов «за кордон», недовольство «зажатой» интеллигенции, диссидентство. И везде партийная верхушка пыталась идеологические проблемы решать путем использования спецслужб, контроля за инакомыслием и его подавления. Невеселыми были наши разговоры.

Партийная элита, номенклатура… Я начал сталкиваться с ее представителями именно во время этих конгрессов и симпозиумов и вскоре впал в состояние полного недоумения. Раньше мне казалось, что номенклатура — это нечто единое, что власть в стране сильна именно своей монолитностью, отсутствием оппозиции (две сотни диссидентов не в счет), партийными структурами, пронизавшими все общество, как кровеносные сосуды пронизывают живой организм, с едиными интересами, едиными целями и путями их достижения. В конце концов, у них были одни и те же пайки, кормушки, дачи, персональные автомобили и положенные к ним холуи; бездельные, но помпезные выезды за рубеж, результаты которых единодушно одобрялись на каких-то Пленумах и совещаниях ЦК. И в то же время единства не было — были «подсидки», наветы, интриги, сколачивание блоков, карабканье на самый верх копошащейся отвратительной кучи.

Общаясь с ними, я ни разу не слышал разговоров о прочитанных книгах, о музыке, об искусстве вообще — в крайнем случае, говорили о какой-нибудь телепередаче, о передовой в «Правде», но главной и почти единственной темой была тема кадровых перемещений. Куда двинут Петра Александровича? Уйдет ли Федор Иванович сам или его придется «попросить»? Согласится ли Алексей Павлович на место, освободившееся после ухода на пенсию Александра Ивановича? Как бы поговорить с Николаем Петровичем, чтобы протолкнуть назначение Андрея Александровича, а не Владимира Петровича? Кадры действительно решали все. А они решали, как расставить эти кадры. Среди них было немало светлых голов — без них эта система не продержалась бы так долго, их терпели, этих умников, но втихомолку ненавидели, потому что в массе своей были неправдоподобно тупы и малообразованы. Но старались выглядеть, очень старались и, не разбираясь ни в чем, учили всех и всему.

Как-то мне пришлось целый месяц лежать в госпитале КГБ в одной палате с очень интересным человеком. Т. был инженером, ответственным за электросистемы, водоснабжение и канализацию всех объектов, охраняемых 9-м Управлением КГБ. В его ведении было все начиная с кремлевских звезд — он рассказывал, как лазил туда по высоченным лестницам, менял огромные лампы, и кончая водоснабжением правительственных дач. Был он человек штатский, хотя и «секретный», по-стариковски говорливый, а я уже здорово поднаторел в «разматывании» собеседников и часами слушал его рассказы… Оказалось, существовала сложная градация льгот, и на определенном уровне принадлежности к номенклатуре ее члены знали эту градацию назубок. Кому полагалась одна машина — «Волга»-«Чайка»-«ЗИЛ», а кому и еще одна — на нужды семьи, кому набивался казенными деликатесами холодильник определенного размера, а кому — холодильная камера с обязательным бочонком икры, дачи тоже делились по размерам, расположению, количеству охраны, если она полагалась. Все это оплачивалось тремя ведомствами — ЦК, Совмином и КГБ.

Слава Богу, фантазии наших вождей того времени не простирались так далеко, как, например, изыски их польских коллег — средневековые замки, куда можно добраться только вертолетом, старинные вина, шлюхи из Кении (поляки утверждали, что они там какие-то особенные) и многое другое, чего в конце концов их алчущая оппозиция просто не выдержала. Нет, «ленинская скромность» и панический страх друг перед другом сковывали творческие замыслы наших «мыслителей» — но до поры, до времени. Стали и они выезжать на африканские сафари, обустраивать свой быт и украшать его совсем неплохо.