Да не судимы будете. Дневники и воспоминания члена политбюро ЦК КПСС

Так как основные оборонные предприятия были уже эвакуированы, а остальная часть снята с фундаментов и находилась на погрузочных площадках, мы начали производство автоматов в механических мастерских трамвайного депо, а диски и магазины — на патефонном заводе. Уже изготовили опытную серию автоматов, испытали их, но через несколько дней две бомбы угодили в механические мастерские. Бои шли уже на окраине города.

Харьков оказался в полукольце, все железные дороги были перерезаны, выход и выезд еще возможен только пешком и автомашинами. Город обстреливается артиллерийским и минометным огнем, периодически налетает авиация фашистов и бесцельно его бомбит, возникает много пожаров. Их уже никто не тушит, имеются разрушения и человеческие жертвы. Город кажется совершенно опустевшим, многие покинули его, а те, кто не смог выбраться или же преднамеренно остался, забились в угол и ждут своей участи.

Подпольщики и связные делают последние приготовления к трудной и опасной работе в тылу врага. Перед уходом из Харькова я еще раз поехал на заводы «Серп и Молот» и № 75, хотелось мне посмотреть, что же там осталось, и проститься с этими предприятиями, которые для меня были дорогими и родными, как собственный дом. С товарищами зашел на улицу Иванова, № 36, где я раньше проживал, там жила прекрасная семья: мать и две дочери, Нина и Лида, им было лет по семнадцать — восемнадцать. Их отец был механиком на ЭСХАРе, но в 1937 году был арестован и пропал без вести. Семья эта очень бедствовала, и я ей в меру своих сил кое-чем помогал. Лиду устроил работать на завод № 75 термистом. На этот раз зашел, чтобы проститься перед моим отъездом, оставить этой семье кое-что из продуктов и немного денег. Прощание было грустным и тяжелым. Мать и девочки плакали и просили помочь им выбраться из Харькова. Но этого уже невозможно было сделать. Предполагался наш выезд рано утром, но обстоятельства задержали, так как выясняли более безопасный выезд из Харькова и следование по пути до Купянска.

В Купянске находились не только областные и городские организации Харькова, но и ЦК КП(б)У, и правительство республики. Все они располагались в железнодорожных составах.

Мы получили бронь, но от этого на душе не стало легче. И все же вскорости в верхах было принято решение отправить на восток, в тыл большую группу партийных и советских работников для использования их на эвакуированных заводах: ведь к этому времени в тылу тоже ощущался большой и острый недостаток в кадрах. В этой группе оказался и я.

Для отправки нас в тыл выделили два товарных вагона, в них должно ехать около шестидесяти человек. Вагоны не оборудованы, а на улице уже декабрь, сами занимаемся устройством: устанавливаем печки, запасаемся топливом, водой, сооружаем нары, на них матрацы, набитые соломой, остальное — что у кого есть. Редко у кого имеются одеяла, большинство обходятся шинелью. Она служит и постелью, и одеялом. В дальнюю дорогу надо было хотя бы немного запастись питанием, водой и топливом.

В пути мы узнали, что в Москве, на Красной площади, 7 ноября состоялся военный парад войск. На это мог решиться только И. В. Сталин. Нас всех обрадовало то, что в такое тяжелое время все же состоялся военный парад. Значит, Москва жива, правительство находится в Москве, в столице нашей Родины. Несмотря на все сложности и трудности, все мы прибыли в Челябинск 12 декабря 1941 года. Отсюда товарищи разъезжаются в разные места, большинство едет в Казахстан, немало оседает и в Челябинской области. Кое-кто едет в Омскую и Свердловскую области к своим семьям и эвакуированным предприятиям. Все тепло распростились и обещали писать друг другу.

Я уже второй раз в Челябинске — первый раз был еще в 1935 году, приезжал на Челябинский тракторный завод в командировку от завода имени Ильича по рекламации нашего металла. С тех пор кое-что, конечно, изменилось, но в основном остался тот же город. Явился я в горком партии, куда у меня и было предписание явиться. Тут же выяснил, где находится моя семья — сыновья Боря и Витасик. Поехал к ним и застал их в довольно плачевном состоянии: пять человек, трое детей и двое взрослых, разместились в комнате в шесть квадратных метров на первом этаже, без всяких удобств, холодно, сыро, затхло. Смотрю на ребятишек, а сердце обливается кровью, болит душа. Боря как затравленный зверек, худой, тощий, всего боится и признал меня не сразу. Витасик маленький, желтый, худой, рахитичный ребенок, он меня совсем не знает. Но все же обрадовались моему приезду, тем более что я привез кое-какие продукты. На первых порах будет значительное облегчение с питанием.