Да не убоюсь я зла

Он повертел головой, добросовестно припоминая, где оно такое может быть и как туда добраться… и внезапно увидел, что его подопечный лже-монашек едва не с головой стек под кожух, только капюшон и торчал, а тонкие пальцы стискивали его с такой силой, что побелели костяшки. И не расцепились, даже когда всадники давно скрылись из виду в указанном Яном направлении.

Лют натянул вожжи, подсел к нему и сдвинул капюшон… Только белые глаза и жили на застывшем лице… И полыхало в них бешенным смерчем такое же неистовое пламя…

А еще страх. Не просто испуг, а именно страх…

— Та-а-к, — протянул Ян, — уж не по твою ли душу честная компания направилась?

Ответ был написан у парня на лице, страх стал еще очевиднее, — его просто затрясло.

— Может, соизволишь ответить-то? Я за тебя свою шкуру подставлял.

Мальчишка упорно молчал. Амиантовые глаза уперлись в желто-зеленые.

Ян усмехнулся:

— Ладно, молчун! Ты не красна девица, что б я с тобой в гляделки играл, — и натянул капюшон ему на нос, — Не выдам!

Ответом стал судорожный вздох, разжавшиеся наконец пальцы мелко дрожали.

Все странное Ян не любил: обычно оно заканчивалось плохо. А в этой истории странного было через чур многовато! За чем молодому господинчику таскаться по дорогам, гнуть спину? Кто его может искать и за чем? Возможных ответов было слишком много, — а значит, не было совсем. Но даже если речь шла о том, что бы всего лишь вернуть блудного юнца в лоно семьи, вспомнив лица этих «сыщиков» Лют рассудил, что он им павшую клячу добить не доверил бы, а не то что судьбу человека. Да и парень боялся их до нервного припадка: он и на разбойничков-то спокойнее реагировал. Да… Похоже, влез ты, волк, в самую трясину, причем по маковку, так что вертеться уже поздно, остается только вперед переть и лапами грести.

Вряд ли они сопоставят возницу и больного монаха с искомым беглецом, но на всякий случай Ян свернул в сторону, забирая крюк. И тут пришла ему в голову шальная мысль — а не завернуть ли ему к знакомой ведьме, проведать? Почему-то он был уверен, что Марта их примет. Если и не примет — пересидят где-нибудь, пока эти господа рыскают по округе. Да и город ближе монастыря, а за это время мальчишка совсем выправится, зато преследователи убедятся, что его прибрала к рукам инквизиция. Сам же он твердо решил сдать своего невольного подопечного отцу Бенедикту, — если и был человек способный беспристрастно во всем этом разобраться, то только он. И парень будет там в безопасности, добраться до него в монастыре под пристальным оком настоятеля не так-то легко, а у аббата больше возможности что-нибудь выяснить об упорном молчуне.

Лют влился в поток перед воротами, отметив, что по времени они добрались удачно: народу много, на еще одного крестьянина внимания не обратят, а на монаха и подавно. Заплатил пошлину за обоих, позубоскалил немного и в прехорошем настроении въехал таки в город.

Ян благодушно жмурился на яркое не по-осеннему солнце и вспоминал предыдущий свой визит, намереваясь в этот раз свести с красавицей вдовой куда более близкое знакомство. Погрузившись в воспоминания о выдающихся достоинствах кружевницы, Лют не сразу обратил внимание, что чем ближе к центру, тем тише. Народу на улицах было не так что бы очень, а учитывая, что час уже не ранний, к полудню, — так считай совсем не было. Почти уже свернув на знакомую улочку, он бы так и проехал мимо, когда внимание его привлекла немаленькая толпа по обоим берегам неширокой здесь реки. С нехорошим предчувствием, Ян развернул лошадку туда.

— Что тут у вас, мил человек? — остановившись, обратился он к крайнему, по виду цеховому подмастерью.

— Божий суд, — бросил тот, даже не повернувшись и продолжая тянуть голову.

Ян только сплюнул зло и встал на телеге. Мальчишка рядом шевельнулся, выпрямляясь.

На старом мосту, на фоне серо-голубого неба отчетливо выделялись черные рясы монахов, занятых тем, что читали молитву. Толпа вслед за ними истово крестилась, как один человек. Были на мосту и светские — скорее всего бальи и из магистрата.

Двое стражников светили начищенными басинетами, пока их сослуживцы сдерживали толпу, — а между ними, поджимая босые ноги, в одной грубой рубахе стояла женщина, сжимая связанными руками грубый крест, и ветерок ерошил коротко, клоками остриженные волосы…

У Яна все поплыло в глазах — Марта!

Божий суд! Не название, а издевательство! Если выплывет — не виновна, Бог спас.

Утонет — туда ведьме и дорога. Руки свяжут, бросят в реку — даже не будь вода ледяной, все одно конец… Потому что как раз только ведьма выплыть бы и смогла.

Монахи монотонно читали молитвы, Марта дрожала в развевающейся рубашке. Стоя на телеге, Лют скрипел зубами, а снизу из-под капюшона на него удивленно смотрели амиантовые мерцающие глаза.

Бог ли, Дьявол — да где же вы?!!

А если нет — может, я на что сгожусь?!

Не помня себя, не сознавая и не раздумывая, что им сейчас движет, Ян пихнул юношу к вожжам:

— Отгони к рынку!

И спрыгнул в толпу.

7