Да ночь простоять...

— По местам стоять! Приготовиться к всплытию! — вот этого пожалуй не ожидал никто. Боцман повернулся, оторвавшись от своих экранов! Требовал визуального подтверждения услышанного.

Пиндосы на обманку шедшую к Кадиаку не купились до конца. Всплыть мы конечно всплыли. С аварийным сигналом SOS и криками, шо ой-ё-ёй, помогите. Зато всплыла и наша антенна. И буксируемая и рубочная. Пока абрикосы яростно агитировали командира подлодки сдаться, сильно не приближаясь и нагло грохоча реактивными движками над мокрой палубой, радио лодки выстрелило на Кушак информацию о нашем бедственном положении. Неожиданно командир авианосца прекратил угрожать нам скорым потоплением и красотой американского плена, что он обещал всем кроме разведчиков, и начал интересоваться более мирными вещами. Типа: — куда идём, чем помочь, как дела?

— Следую своим курсом, — коротко ответил Бережков и армада расступилась перед резиновым и чёрным носом «Марса», — настоятельно рекомендую двигаться за мной в целях обеспечения вашей же безопасности.

Так, к Владивостоку и подошли, с эскортом седьмого американского флота. Как оказалось Бобко просто поинтересовался нужны ли президенту Аляски восемь тысяч моряков с авианосца и прилегающих к нему кораблей АУГ. Ответ был положителен. Через месяц мы с Мамедом катили на личном Хаммере по трансибирскому шоссе. По дороге первым был дом Равиля. Поэтому он неустанно учил меня управлять «сложной» американской техникой и давал советы. Ещё через две недели Хаммер пересёк границу Украины. Через сутки тяжёлый джип въехал на автомобильный мост через реку Самара.

С моста построенного пленными немцами после войны, открылся изумительный вид на маленький городок, что в двадцати восьми километрах от Днепропетровска. Старая казацкая церковь о девяти позолоченных куполах, построенная без единого железного гвоздя в семнадцатом веке и давшая городу имя устами Екатерины Второй, встретила меня сиянием и покоем. По привычке посчитал купола. Зодчий из Харькова пообещал казацким старшинам, что хотели строить церковь в столице Новой Сечи Новоселице, что хоть куполов и будет девять, но с какой бы стороны света вы не смотрели на церковь увидеть сможете лишь семь из них и Звонницу. Старшины Войска Запорожского и полковник Андрей Головатый не поверили. На своей Раде Обозвали лгуном. Мастер побожился. Условие было жестким — до утра доказать, что не обманул казаков. А если не докажет, то за обман старейшин казацких приговор один — смерть. Тогда мастер сплёл из камыша за одну ночь макет. Дядьки обалдели, если он из камыша за ночь такоё сотворил, то что ж этот парень из нормального материала сделает?! План утвердили. Деревянный Храм соорудили без единого железного гвоздя. Купола позолотили. Тридцати пятиметровая деревянная церковь заложенная за несколько дней до уничтожения Запорожской Сечи стала шедевром деревянного зодчества. Ни одной колонны. Никаких поддерживающих подставок. Макет собора, по преданию приснившийся зодчему и сплетёный архитектором хранили в церкви, как святыню пока он не рассыпался в 1812 году.

Когда карета всесильной императрицы остановилась на площади перед строением, то народ замер. Открылась дверца, Первая Дама великого государства так и застыла опустив лишь одну ясновельможную ножку на украинскую землю. Не могла оторвать глаз от сияющего в небе над ней великолепия.

— Ах! Вы только взгляните на эту красоту! Да, это Новая Москва! — воскликнула царица всея Руси и белыя, и малыя, и великия. Так и пошло с тех пор — Новомосковск. Мой учитель истории говорил нам, несмышлёным, что казаки построили в 1780 году единственный в мире крестообразный девятиглавый собор.

— Обратите внимание, говорил он нам, пионерам, с непонятным тогда восторгом и пользовался таинственными терминами, — Ни одной колонны. Никаких поддерживающих подставок. Сложенные в «лапу» из дубовых и сосновых брусьев купола на деревянных шипах связаны между собой так, что каждый служит опорой для соседних на основе равновесия, создав гармонию и красоту со всех сторон. Как и мы с вами в своей жизни, — где ж теперь мой учитель истории? А церковь вот она. Покосилась правда на двадцать два градуса, купола сошлись. Куда там Пизанской башне с её пятью и европейским недоделанным наклоном. Но стоит насмерть постройка Акима Погребняка, до последнего. Вроде, как верит в нас Свято-Троицкий храм, что не бросим его, отремонтируем, не оскверним отсутствием веры землю на которой он стоит. Купола выправим. Жизнь вдохнём.

Теперь я считал кресты с особым удовольствием, как в детстве, проверял себя и мастера. Семь. Точно. Кресты православные в навершиях золотых луковиц. Только позолота сошла. И купола покрыты зелёной краской по бедности нашей. Я Дома. И звонница с часами отдельно. И лес с плавнями до горизонта со всех сторон. Река под мостом сверкает. Только дорога непривычно пустынна и тиха.

До дома оставалось меньше полутора километров. Руки предательски затряслись на руле. На глаза сами накатили слёзы. Как же долог был этот трудный путь домой…

* * *