Да обойдут тебя лавины

Снова захотелось пить. Сосулек здесь уже не было, а фляга под пуховкой так и не оттаяла. Наберешь полный рот снега, а влаги из него - всего несколько капель. Тут снова каримат пригодился. Он ведь у меня черный. Солнце уже вовсю светило. Положил снег на лоскуты каримата - получились лужицы воды. Напился. Стало легче. Через каждые 10-15 минут проделывал эту операцию. Потом большой кусок достал, наполнил водой флягу.

Так в одной кошке и шел. Снимать ее не стал, все-таки ледник, все может случиться. И случилось. Провалился в трещину. Кошкой в одну стену уперся, рюкзаком - в другую. Расклинился. Глянул вверх - приблизительно метр надо подниматься. Вниз посмотрел - страшно, черно. С помощью ледоруба и кошки выбрался. И тут увидел тропу. Вернее, даже не саму тропу, ее снегом засыпало, а след тропы. Солнце так ее осветило, что заметить было можно. Тогда понял - выйду...

Через час встретил двоих ребят - шли на связь. Мы со вчерашнего дня с базовым лагерем на связь не выходили.

Там подумали, что мы могли зайти за гребень и потому не слышна рация. Вот двое и поднимались выше, надеялись наладить связь. С ребятами я спустился в лагерь. Тот момент запечатлелся в памяти до мельчайших подробностей. Лица. У всех в глазах вопрос - почему один?

А. П.- Не представляю, как Саша после всего этого вернулся в горы. Я бы, мне кажется, не смогла. Впрочем, мою реакцию на подобные обстоятельства лучше не представлять.

С. Б.- Да, "гвозди бы делать из этих людей", -это про Коваля. Очень устойчивая психика у парня. Шурa ведь в альпинизм пришел из-под земли, был шахтером.

А. П.- А еще работал фрезеровщиком, электриком на Днепрогэсе. Закалку получил надежную. Но насчет сашиной толстокожести - ошибаешься. Он все это по сей день переживает... Словом, давай дочитаем его рассказ до конца.

- Самое страшное ждало впереди. Год примерно мне каждую ночь снилось одно и то же. Опять иду на гору. Опять с харьковчанами. И этот кошмар - я один прихожу в лагерь. Может, не стоит писать? Спасала только водка. Наверное, мог спиться. Но - не спился, хочу ходить в горы. Самый драматический момент был на следующее утро в базовом лагере. Пришел автор нашего маршрута - Юра Попенко. С фотографиями стены, с описанием. Я все рассказал и показал, что где случилось. И тут приходят инструкторы из Международного альпинистского лагеря, находившегося на этой же поляне Москвина. И рассказывают, что вечером зафиксировали по радио слова "Украина, Украина" ("Украина"- позывной базового лагеря), я "Харьков" ("Харьков" - наш позывной), прием".

По логике вещей, такого быть не могло. Но они ведь слышали! У нашей группы рация японская, у других - нет, проверили, на каких частотах слышали,- совпадают. Все на меня смотрят. Кто-то наверху там, значит, был?

Сразу ощутил вокруг себя поле отчуждения. Не знаю, как пережил это. Но через несколько минут на связь вышла поисковая группа: нашли тела троих - Бондаренко, Поляковского, Халика (тело Леши Москальцова так и не удалось найти).

А еще минут через 10-15 выяснилось, что группа инструкторов МАЛа, по стечению обстоятельств именно харьковчан, была на пике Корженевской, выходила на связь с теми же позывными и на тех же частотах.

Но поле отчуждения рассеялось не сразу. В Харькове после похорон и поминок, мы - Миша Туркевич, Сережа Бершов и я - поехали к семьям погибших. Родным ребят надо было рассказать, какими они были в свои последние часы, о чем говорили, что вспоминали. А потом поехали к Сереже Бершову. Помянули погибших. И тогда Миша Туркевич включил диктофон: "А теперь, Шура, расскажи, как оно было на самом деле".

Не помню, что я рассказывал - тактически себя не контролировал. Помню только, как Миша переворачивал кассету. Если бы в этом полуторачасовом рассказе было хоть какое-то расхождение в подробностях с тем, что говорил раньше, хоть какая-то неискренность - это бы заметили ребята...

С. Б.- И самое нелепое, что, специально отметив мужество и самообладание Коваля, ему на два года запретили восхождения сложнее "четверок". А потом пытались не допустить к участию в гималайских сборах, мол, сложных восхождений не хватает. Как будто он по своей воле на "шестерки" не ходил. Но это уже в прошлом. Ни при каких обстоятельствах не говорить себе: "Все, конец", даже когда шансов, кажется, не осталось,- этому правилу, мне кажется, стоит следовать не только в горах.

А. П.- Ты столько раз сам рисковал, ходил по грани между жизнью и смертью. Не могу не задать вопрос: где берешь силы, мужество смотреть в глаза матери, потерявшей сына, вдове, которая вчера была женой, детям, оставшимся без отца? Даже если они не считают тебя виновником трагедии (знаю, бывает и по-другому), от этого ведь не легче. Ты - живой, невредимый, есть, а их родного, любимого, такого молодого и сильного - нет...