Однажды они заблудились, забрели в какую-то деревню, и, когда проходили через нее, Ксении вдруг показалось, что в сумерках возле одной избы мелькнула знакомая Евфросиньина фигура. Ксения отбежала от Алексея, прижалась к изгороди. Но она, наверно, ошиблась — на вечерней улице никого не было, и во дворе той избы тоже не было никого. И Ксения успокоилась. Прошел день, другой, и она забыла об этом.
Как-то утром, собираясь на ферму, Ксения увидела деда Кузьму. Он стоял, облокотись об изгородь, будто давно поджидал здесь Ксению.
— С добрым утречком! Вот я смотрю на тебя, Ксюша, и удивляюсь: другая ты стала. Молодец. Отчего бы, а?
— Да ну вас, дедушка, все такая же, — проговорила она, а самой приятно стало и то, что старик похвалил ее, и то, что, откровенно любуясь, смотрел ей в лицо.
— Нет, не такая… — Дед поманил ее пальцем, спросил таинственным шепотом: — А вот гдей-то ты пропадала вчера вечером?
У Ксении дрогнуло сердце, но она не отвела глаз и ответила:
— Как где? На базу.
— А вот и не было тебя на базу, — с торжеством сказал дед Кузьма. — Я котел для кашеварки возил, а тебя не приметил. Искал — нету, говорят.
— Так я, наверное, уже ушла.
— Вот я и говорю — ушла. А куда — тайна. Председатель поручение мне передал, чтобы ты забежала к нему, а тебя уж и след простыл. И дома не было. Не хитри — старого не проведешь. Не бойся, не выдам. А сейчас пошли к председателю, мне тоже в правление надобно.
Ксения шла за ним, а сама с тревогой думала, что скоро все будут знать ее тайну. У нее нет уже сил обманывать, прятаться.
Возле правления даже в этот утренний час было многолюдно. Два старика сидели на крыльце, дымили самокрутками. Пустая полуторка стояла на дороге, за рулем дремал незнакомый шофер. Лошадь, запряженная в телегу, жевала мокрыми губами. У раскрытого окна правления стоял Афанасий Сергеевич, говорил хмуро:
— Не сумею, Филиппыч. Это ж надо крюк какой давать.
— Сумеешь, езжай, не теряй время, — услышала Ксения голос председателя.
Отец заворчал, отошел от окна. Он кивнул деду Кузьме, сердито спросил Ксению:
— Ты чего тут?
— Председатель зайти велел.
— Зачем это?
— Не знаю, велел…
— Все распоряжается, — недовольно буркнул отец и прошел к лошади, взобрался на телегу, дернул вожжами. — Трогай давай, размечталась!
Ксения и дед Кузьма вошли в правление. Счетовод, отец Вальки Кадуковой, стоял на стуле, доставал со шкафа пухлую пыльную папку. Девушка-машинистка тыкала одним пальцем в клавиши машинки, весело посматривала через раскрытую дверь в кабинет председателя.
В кабинете было накурено, шумно: приехали делегаты из соседнего колхоза просить помощи — начали они строить школу, а лесу не хватило.
— Будь человеком, Иван Филиппыч, три вагона ждем, отдадим быстренько.
— Нету, говорю. Самому надо, — сердясь, сказал Иван Филиппович и ударил ладонью по столу, как бы подчеркивая, что разговор окончен. Но делегаты не уходили, улыбались понимающе, дескать, пускай поломается, и рассаживались вокруг стола, за которым, как в ловушке, сидел Иван Филиппович. Он морщился, разгонял плывущий ему в лицо дым. Ксения вспомнила о его обещании бросить курить и удивленно подумала: «Бросил ведь!»
— В окно выскочу, — сказал председатель, — некогда мне.
— А за окошком у нас эвон гляди, два мужичка охраняют, не выскочишь.
Иван Филиппович увидел Ксению, деда Кузьму и махнул им рукой:
— Заходите!
Однако делегаты не пустили их.
— Не торопитесь, поспеете.
Дед Кузьма рассердился:
— Новости! Враз всех разгоню!
— Разгони!
Иван Филиппович засмеялся.
— Вот народ! Так и будете сидеть?
— Будем!
— Ну, валяйте, сидите. Обожди чуток, Ксеня. И ты обожди, Трофимыч.
Он уткнулся в какие-то бумаги и так сидел долго, потом поднял голову, сказал угрюмо:
— Времени мне жалко. Ладно, берите пятьдесят кубометров.
Делегатов как ветром сдуло, они выбежали на улицу, стали взбираться на грузовик. Один из них, юркий старик с жиденькой бородкой, всунул голову в открытое окно, крикнул фальцетом:
— А вить пересидели мы тебя!
Иван Филиппович добродушно погрозил ему кулаком.
— Это ты зря им поблажку сделал, — сказал дед Кузьма. — Ишь чего надумали!
Иван Филиппович засмеялся, поманил Ксению, которая все еще стояла у порога.
— Проходи, садись.
Она села, расправила на коленях платье, взглянула исподлобья на председателя и, как обычно, оробела под его прямым, открытым взглядом.
— Зачем звали? Мне работать надо.
— А я тебя довезу, не торопись. У меня ведь минутное дело. В Москву хочешь съездить?
Глаза Ксении загорелись, но она только пожала плечами.
— Не думала.
— А ты подумай. Есть у нас три путевки на экскурсию. Бесплатные. Вот хочу, чтоб ты поехала. А то живешь в шестистах километрах от столицы, а не была. Ну, поедешь?
Он говорил весело, с твердой убежденностью, что обрадует Ксению своим предложением, и сам словно заранее радовался тому, что она поедет в Москву.
— Вот ведь счастье тебе привалило, — сказал дед Кузьма, — соглашайся скорее, Ксюша, а то раздумает.
И Ксения не выдержала, радостно воскликнула:
— Там, говорят, дома в тридцать этажей!
Иван Филиппович засмеялся:
— Есть и такие — сама увидишь.