...Да поможет мне бог

Прозвучал мелодичный сигнал специального приспособления у входной двери, и в передней появился полный мужчина с зонтиком в руке. Сестра подошла к нему; он назвал себя и фамилию лица, рекомендовавшего его доктору. Сестра ответила, что ей все известно, и попросила его присесть, так как он пришел немного раньше назначенного времени. Новый пациент говорил с сильным немецким акцентом и пояснил, что не рассчитал расстояния между своей квартирой и домом врача, но что, по его мнению, лучше прийти на несколько минут раньше, чем заставить ждать такую важную персону, как доктор. Он низко поклонился сестре, когда она уходила, вошел в приемную и стал искать место для своего зонтика. Поймав на себе взгляд Спенсера, незнакомец улыбнулся и снова поклонился. Это почему-то не понравилось Спенсеру, и он отвернулся. Пытаясь избавиться от зонтика, пациент осторожно поставил его у стены, но зонтик качнулся и с шумом упал на пол. Незнакомцу пришлось нагнуться, чтобы поднять его, и это далось ему нелегко: он тяжело, с присвистом, дышал. Спенсер решил, что пациент страдает астмой. В конце концов незнакомец уселся в кресле напротив Спенсера и, положив зонтик на колени, сказал с виноватой улыбкой:

— Здесь нет стойки для зонтиков, — и добавил: — Их в этой стране вообще очень мало.

Спенсер кивнул головой и поднялся: вошла сестра и пригласила его в кабинет врача.

Доктор Стролл был худощавый, чисто выбритый человек лет шестидесяти, с холодными глазами, глядевшими из-за толстых стекол. Очень белые руки доктора казались слабыми, но его рукопожатие было удивительно сильным, словно хватка спортсмена. Он встретил Спенсера у двери, прошел с ним по комнате и, только усаживаясь за стол, выпустил его руку.

—      Садитесь, мистер Донован. — Он достал ручку, открыл крышку бюро и начал делать какие-то заметки. Затем он посмотрел написанное и, перевернув страницу, попросил Спенсера снова рассказать о его недомогании.

Спенсер еще раньше, по телефону, коротко сообщил доктору о болях в желудке. Теперь, прерываемый многочисленными вопросами доктора, он должен был довольно подробно рассказать о времени, точном месте и интенсивности болей. В конце разговора (Стролл еще раньше попросил его раздеться) Спенсер отважился высказать мнение, что боли его нервного свойства. Доктор улыбнулся в ответ, но не стал оспаривать такой гипотезы.

Тем не менее он вернулся к этому вопросу после того, как внимательно выслушал Спенсера, осмотрел его с помощью рентгеновского аппарата и взял кровь и мочу для анализа. Спенсер застегивал рубашку. Доктор вновь уселся за стол и спросил:

—      Почему вы думаете, что боли у вас нервного происхождения?

—      Понимаете, — ответил Спенсер, — насколько я помню, желудок меня никогда не беспокоил, но в последнее время у меня много всяких неприятностей. Боли всегда начинаются в критические моменты, когда я очень волнуюсь.

Доктор кивнул головой.

—      Могу сказать вам, что понятие «на нервной почве» в том смысле, как его теперь употребляют — а им, пожалуй, злоупотребляют, — очень расплывчато. Если даже ваши боли нервного происхождения — а такая возможность не исключена, мистер Донован, точнее я скажу вам, когда получу результаты сегодняшнего осмотра, — то это не исключает существования какого-то конкретного физического источника этих болей. Наше нравственное состояние может быть лишь дополнительным фактором, влияющим на интенсивность болей.

Он помолчал, затем, глядя на Спенсера, продолжал.

—      Покамест, не делая окончательного заключения, мистер Донован, могу сказать, что я не нашел ничего подозрительного, что указывало бы на наличие язвы, а мысль о ней прежде всего приходит в голову, если вас мучают такие боли, как вы говорите. — Он открыл один из ящиков стола и вынул блокнот с бланками для рецептов. — Все, что я могу сделать сегодня, — это прописать средство для успокоения нервов: таблетки, которые вы будете принимать три раза в день. Они безвредны, но эффективны. Тем временем будут проделаны анализы, и я позвоню вам сразу же после того, как получу результаты.

Спенсер собрался уходить; они оба стояли. Доктор Стролл положил руку Спенсеру на плечо.

—      Я читаю газеты, мистер Донован. Если бы у меня были такие же неприятности, как у вас, я бы тоже заболел.

—      Да, конечно, — ответил Спенсер.

—      В нашу общественную жизнь вошло нечто весьма тревожное. Нечто уродливое, смертоносное, как чума. Все это сознают, но никто ничего не предпринимает. Меня удивляет — почему?

—      Меня это тоже удивляет, — сказал Спенсер.

21. Понедельник, 23 июля, 6.30 вечера

На обеденном столе среди необычно обильной почты Спенсер нашел записку от Эммы:

«Мистер Донован, у меня заболел муж, и я боюсь, что вам придется подыскать другую прислугу. Работа у вас была приятная, и мне очень жаль уходить. Вы должны мне два доллара. 25 центов я вычла за разбитый стакан, так что за вами остается 1 доллар 75 центов. Да благословит вас бог.

Эмма».