...Да поможет мне бог

—      Послушайте, мистер Донован, не думаю, при всей моей непредубежденности не думаю, что к этому следует так относиться. Вас назвали коммунистом и предателем. Вы коммунист? Вы предатель?

—      Мистер Фаулер назвал коммунистом и государственного секретаря, — ответил Спенсер. — Как вы полагаете, государственный секретарь — коммунист?

—      Не важно, что я полагаю. — В голосе мистера Адамса послышалось раздражение. — Если вы не опровергнете заявление Фаулера, люди сочтут его обвинения справедливыми.

—      Я это знаю, — ответил Спенсер, — и уверяю вас, что в надлежащий момент сделаю заявление.

Наступило молчание. Затем снова раздался голос Поля Адамса:

—      Хорошо, мистер Донован.

Адамс повесил трубку.

Спенсер набирал номер телефона Лэрри, когда вошла Мэри Шеппард, держа в руке блокнот.

—      Я слышала разговор, — сказала она. — Хотите, чтобы я записала его?

Спенсер кивнул головой.

Лэрри сам подошел к телефону.

—      Когда я могу увидеть тебя? — спросил Спенсер.

—      Не знаю, — ответил Лэрри. Его голос казался далеким и незнакомым. — Я сейчас занят. Ты не можешь позвонить попозже?

—      Когда?

—      Немного позже. В начале первого.

—      Есть несколько вещей... — начал Спенсер.

—      Понятно, — ответил Лэрри, повышая голос. — Но не сейчас, старина. Хочешь, я сам позвоню тебе?

—      Нет, я не знаю, где буду.

—      Ладно, старик. Извини. — Он ждал. — Хорошо?

—      Хорошо, — ответил Спенсер.

Он положил трубку, медленно повернул голову и посмотрел на Мэри, которая стояла в дверях.

—      Это не мое дело, мистер Донован, — начала она неохотно, — но не считаете ли вы, что следовало дать какое-нибудь заявление этому человеку из Ассошиэйтед Пресс? Зачем при таких обстоятельствах возбуждать против себя газеты?

—      Сейчас я не могу сделать заявление, — сказал Спенсер. — У меня есть на то причины.

Она не двигалась и продолжала смотреть на него. Слова, которые он только что произнес, требовали объяснения. И она ждала. Может быть, он сказал лишнее — снова лишнее. Выражение ее лица изменилось: черты заострились, и нос казался еще больше. Она опустила голову и вышла. Спенсер не остановил ее.

Ему нечего было сказать, и поэтому он чувствовал себя виноватым.

Затем он вспомнил голос Лэрри и, на мгновение прогнав всякие мысли, закрыл глаза. Он не хотел, чтобы страх овладел им.

14. Суббот

а, 21 июля, 5.00 дня.

Встреча с адвокатами, работавшими у будущего тестя Спенсера, состоялась в пять часов дня в кабинете Джеймса Ф. Садерленда на верхнем этаже здания «Фратернити лайф иншуренс» на Парк-авеню. Она продолжалась до шести часов двадцати минут, и на ней присутствовали бывший судья, ныне глава юридического отдела «Фратернити лайф» Перси О’Нийл, старший следователь компании Том Гинсберг и Бернард Г. Майлс, который, к большому удивлению Спенсера, попросил разрешения явиться. Однако Майлс предупредил, что он приехал как частное лицо, а не как представитель юридической фирмы «Арбэтт и Майлс».

Встреча эта ничем не отличалась от совещаний в кабинете Джона Арбэтта, за исключением лишь того, что Перси О’Нийл настоятельно рекомендовал, чтобы Спенсер возбудил дело против Уолта Фаулера и незамедлительно опубликовал заявление в прессе. Его доводы были убедительны. Он полагал, что предложение Джона Арбэтта было сверхосторожным и не учитывало опасности промедления для Спенсера. Он считал, что безотлагательные действия имеют большее значение, чем окончательное решение суда и сам судебный процесс.

Майлс не принимал участия в обсуждении. Своей напряженной позой и высоким белым воротничком на фоне темного костюма он напоминал Спенсеру какую-то допотопную птицу. Когда Спенсер окончательно решил принять предложение Перси О’Нийла, Майлс посмотрел на него и выразил одобрение еле заметным кивком головы.

Гораздо позднее, уже ночью, Спенсер объяснил в своем дневнике, почему он принял такое решение. Он писал: