Да пошли вы все!.. Повесть

- Не по-о-нял… - разочарованно протянул тот. – Ты что? – спросил, злясь. – Сам не хочешь теряться? – и сердито: - Шёл бы на базар! Почему я тебя должен сопровождать? – заводил он себя без причины. – И чего ты, собственно говоря, прилип ко мне?

Пёс подошёл и стал тереться о ногу, успокаивая чем-то рассерженного хозяина. Поднял голову и улыбался, глядя счастливыми глазами так, что и объяснять-то ничего не надо.

- Чёрт с тобой! – растаял Иван Ильич. – Пойдём вместе, так и быть, провожу до базара, - пообещал, сам себе не веря.

Пока хозяин обувался-одевался, счастливый собачий малыш стоял, упершись лбом в дверь, и едва она отворилась, выпуская обоих, почти кубарем нетерпеливо скатился с первого лестничного пролёта и скрылся в конце второго. Но тут же вернулся на лестничную площадку и стал ждать, когда хозяин запрёт дверь и без обмана пойдёт следом. Подождал и на выходе из подъезда, заюлил всем гибким тельцем, завилял пародией на хвост, затанцевал на чуть искривлённых и тоненьких по сравнению с передними задних лапках, показывая, как рад совместному променаду. И только убедившись, что хозяин вышел из дома и готов следовать за ним, прервал ликование и деловито затрусил впереди по дороге, каким-то образом запомнившейся с первого раза. Безошибочно, часто помечая столбы и углы домов, четвероногий поводырь довёл хозяина до той улицы, где утром ошибся и повернул не в ту сторону. Он и сейчас завернул туда же. «Ладно», - разрешил Иван Ильич, - «теряйся тут». Пёс ускорил ход, почти не отмечаясь, но часто останавливаясь и поджидая хозяина, чтобы тот не заблудился и не затерялся. Так в быстром темпе и в невидимой длинной связке они дошли до забытого богом обширного коммунистического квартала «хрущёвок» – разваливающегося архитектурного памятника единственного народного вождя, обеспечившего многие миллионы трудящихся скорым и сносным жильём. Безошибочно ориентируясь в абсолютно одинаковых человеческих ульях, мини-гид уверенно подбежал к одному из них, не менее уверенно заскочил в средний подъезд с оторванной дверью и скрылся в тёмном чреве. Пришлось брошенному экскурсанту одному подниматься по лестнице и отыскивать квартиру, которая так притягивала пса. Тот лежал на замызганном куске паласа у дверей одной из квартир аж на 4-м этаже. Запыхавшийся Иван Ильич остановился рядом, держась за перила.

- Ты здесь живёшь? – спросил пса, неподвижно лежащего  с затуманенными грустью глазами. – Приглашаешь в гости? – Тот даже не пошевелился. – Сейчас узнаем, - обнадёжил гость и позвонил один раз… два… три… никто не откликнулся, не вышел, похоже, что гостей здесь не ждали.

Зато из соседней квартиры выглянула любопытная бабуля.

- А они уехали на дачу к родителям, - радостно сообщила она гостям грустную весть. – И ты здесь? – увидела лежащего пёсика.

- Он-то меня и привёл, - объяснил Иван Ильич своё появление у чужой квартиры. – Здесь живёт? – указал глазами на пса.

- Жил, - уточнила бабуля, выходя на площадку для интересной и обстоятельной беседы, - пока хозяйка не умерла, - она тяжело вздохнула и перекрестилась, - тому, почитай, с полгода минуло. – Бабуля тыльной стороной указательного пальца утёрла выступившую слезинку. – А ты откуда его знаешь? – спросила о сироте.

- Утром на базаре познакомились, - тоже вздохнув, ответил Иван Ильич. У него при виде тоскующего малыша сжалось сердце и спазмом перехватило пересохшее горло. Он пожалел, что пришёл сюда и близко соприкоснулся с долгим и безутешным собачьим горем, которое и большому человеку  бывает порой не под силу.

- Вона куда занесло бедолагу с горя, - понимающе определила словоохотливая мудрая женщина. – Зиму-то и весну здесь, у порога, почти неотлучно провёл – всё ждал хозяйку. Да разве оттуда приходят?

Иван Ильич, молча опустив глаза, подтвердил, что такого ещё не было.

- Мы его всей площадкой кормили. Молодые-то, что вселились, в квартиру не берут, боятся за малое дитё. А чего бояться-то, когда он детей шибко любит, ластится к ним как хорошая нянька.

Ивану Ильичу почему-то стало душно и неуютно. Он переступил с ноги на ногу, отодвинувшись к перилам, а старушка наклонилась и погладила замершего в скорбном трансе малыша. Ему непонятно было, о чём толкуют люди. Его горе неразделимо, оно – только его и больше ничьё.

- Летом всё реже стал приходить, я уж подумала, что нового хозяина нашёл, - бабуля поглядела на Ивана Ильича, а тот, застигнутый в тайном моральном преступлении, смутился до покраснения и, обороняясь, перешёл в атаку:

- А вы сами, почему не возьмёте?

- Брала, мил человек, брала, и не раз, - легко отбила психическую атаку немощная старушка. – Походит по квартире, обнюхает всё, а оставаться не хочет. Может потому, что дед у меня шибко пьёт и шумит без дела, - высказала нехитрую догадку. – Жалко собачку.

Ивану Ильичу тоже стало нестерпимо жалко. Чтобы окончательно не расклеиться, он, не глядя на бабку и пса, буркнул:

- Ну, бывайте, - повернулся и почти побежал по-мальчишески вприпрыжку вниз по лестнице.