- Стоит ли? – лениво спросил действующий творец, отставив чашку и тоже вытирая усы.
- Что стоит? – не понял законченный творец.
- Стоит ли задумываться о смысле жизни, - пояснил молодой. – Живи, как живётся и пока живётся, вот и весь смысл.
Старший недовольно задвигался на стуле, отодвинул чашку.
- А ты, батенька, попросту духовный лодырь, - обозвал творца. – На что уж я старый и убеждённый фаталист, но и то с годами всё чаще задумываюсь, а так ли я прожил долгую жизнь, и что останется после меня людям. – Он опять придвинул к себе чашку, повертел в ладонях. – Для многих сейчас, конечно, удобна упрощённая философия жизни, заключающаяся в том, чтобы не задумываться о её смысле. Живи, как живётся, живи сегодняшним днём – философия обывателя, жизненного шлака – после нас хоть потоп!
- Спасибо за комплимент, - чопорно наклонив голову, поблагодарил шлак. – Некогда мне об этом думать, - оправдывал своё обывательство, - да и незачем.
Иван Ильич, конечно, безбожно врал. На самом деле он до Дарьки часто задумывался, зачем так неудачно женился, зачем так долго терпел квазисемейную жизнь, зачем торчит в бесперспективной шарашке, зачем впустую тратит мозги на ненужные изобретения, и что его ждёт дальше. Последнюю мысль он отгонял, прикрываясь неизбежной судьбой.
- Разве кто знает достоверно, зачем живёт? Разве можно оценить себя, любимого? Не напоминает ли это бестолковую ведомственную ревизию? Не уверен, что стоит постоянно грызть себя и тратить душевные силы на самокопание. Работай, если нравится работа, и смени её, если не по душе. Вот и весь смысл.
Но вредный старикашка не согласился.
- Ты просто не хочешь признаться даже себе, что живёшь не так, как хотелось бы, и не так, как надо, потому, что не способен изменить ни себя, ни свою жизнь. Кишка тонка!
- Может быть, - не стал обижаться на правду плывущий по течению, в чём не хотел признаваться. – Я, безусловно, не Лёва Толстой. Это он, глыба, убеждённый в своём учении непротивления злу, маялся с ним всю жизнь, а когда в конце жизни понял, что оно нужно только корыстным проходимцам, а не народу, нашёл в себе силы уйти и от неблагодарного народа и от обманутого себя. Мне этого не дано, мне можно только сдохнуть, если вдруг пойму, что вся жизнь прошла прахом, а мне этого не хочется.
Пётр Алексеевич налил чаю покрепче, бросил туда две дольки лимона, заставив Ивана Ильича поморщиться от кислоты.
- Глыбе, конечно, труднее сдвинуться с места, чем нам, пыльным камешкам, - стоял на своём добрый доктор и давил на больную мозоль хозяина. – Но надо. Так заповедано мудрецами, предками и, если не возражаешь, богом. Помнишь: каждый живущий на земле должен, чтобы чтили потомки, родить сына…
- Не получилось, - огорчённо вздохнул бракодел.
- …посадить дерево…
- Посадил, но все на улицах зачахли, - признался и в этой промашке неудачливый лесовод.
- …и построить дом.
- Архаика, - хмыкнул несостоявшийся строитель. – Теперь никто не строит, а по-ку-пают. На ворованные деньги.
Курочкин выхлебал кислятину, не поморщившись, до того был увлечён темой и раздосадован позицией собеседника.
- Конечно, не надо понимать древние требования дословно. Понятно, что под рождением сына понимается обучение продолжателя дела…
- Не обучал и не думаю, - опять занудил бездельник.
- …под высаженным деревом – плоды труда, необходимые и полезные людям…
- В архиве, - безнадёжно вздохнул бездарный садовод.
- …а под домом – большое дело, созданное для продолжения потомками и соратниками.
- Всю жизнь занимаюсь мелочами, - пробрюзжал индивидуалист. – Мне нет дела до потомков, которых нет, и соратников, ушмыгивающих от дела ради выгоды, - вспомнил про Шматко.
Пётр Алексеевич встал и отошёл к окну, как будто не желая оставаться рядом с великовозрастным бестолковым юнцом.
- Человек, если он настоящий человек, должен оставить след на земле, - сказал убеждённо. – Любой, но значимый для потомков. Чтобы не зачах гомо сапиенс.
- А надо ли? – чванился один их последних. – И так до того наследили, что и дышать нечем, и выйти на природу негде.
Ревнитель разумной человеческой мысли, связывающей человеков в разумное прогрессирующее сообщество, не обратил внимания на пошлый лепет хозяина и постарался полностью разрядиться разумной мыслью, до понимания:
- Домом может быть и хорошая книга. Больше того: по моему глубокому убеждению, печатное слово – самый надёжный и самый ценный след разумного человека для будущего. Оно, слово, появилось первым и исчезнет последним, вместе с гибелью нашей планеты. Поэтому я набрался наглости и сочинил свой словесный труд, надеясь, что таким образом продолжу и после смерти любимое дело – лечение животных.
Иван Ильич даванул зубами лимонину, сморщился и с отвращением бросил её в чашку.
- Мне этого не суждено, - сказал он с кислым выражением лица. – Мои приборы при современном стремительном развитии науки и техники устаревают так быстро, что не успею сдохнуть.
- Пиши книгу с расчётом на будущие приоритеты, - подсказал сочинитель.
Иван Ильич опять сморщился, хотя лимона во рту не было.