- И правильно делаешь, - одобрил Пётр Алексеевич. – Так же поступай и с Дарькой. Только дураки думают, что собака есть собака, как они по глупости выражаются, мол, все собаки одинаковы. На самом деле они очень и очень разные, с разными характерами, как дети. Переборщишь со строгостями – навредишь, вырастет злобный пёс, выполняющий команды из боязни до поры до времени. Отпустишь на волю – получишь неуправляемого зверя, который любую команду воспринимает как насилие. У таких бродяжничество – вторая натура, с ней сложно бороться. И только постоянное общение, долгие задушевные разговоры – да, да, разговоры! – и ненавязчивое обучение принесут плоды. Ты принял его в семью как приёмного ребёнка, если я не ошибся в определении, старайся научить хорошему поведению, а не вдолбить силой, задавливая волю. У вас получится, он тебя любит, любит не за корм и ночлег, а за… чёрт его знает за что! Ты ему просто нравишься, иначе бы ушёл. И он тебе нравится, иначе бы выгнал. Сам бог вам велел найти друг друга, так что притирайтесь. А поскольку ты – человек разумный, то и инициатива должна исходить от тебя. – Он немного помолчал и добавил: - С дочкой – то же самое. Бывай.
Сегодня пятница – самый любимый день недели трудящихся… и нетрудящихся тоже. К обеду некоторые слухи сконцентрировались в локальный пучок и лучом устремились на Ивана Ильича, вынудив окончательно забыть о плодотворном труде. На этот раз регенератор реорганизационных слухов не вбежала, не заорала заполошно, а тихо вошла, остановилась у дверей, устало прислонилась плечом к косяку и неуверенно сообщила всем и каждому, что первым и наиболее вероятным кандидатом на должность завлаба рассматривается не кто-нибудь, а их всеми уважаемый коллега, и показала сощуренными неприязнью глазами на ни в чём не повинного Ивана Ильича. Уважающие коллеги молча и озадаченно уставились на нежданно вместо Божия всплывшего из их болота претендента, попытавшегося пускать невинные пузыри:
- Ерунда! Ты часом не перепутала? Не ослышалась? – рассмеялся он весело. – Может, не завлабом, а президентом будущей академии назначат? – не воспринял всерьёз неудачный розыгрыш непутёвой вертизадки.
Но никто не поддержал его весёлого настроения. Наоборот, лица обманутых сослуживцев всё больше и больше хмурились.
- Тебе что-нибудь конкретное известно? – спросил, наконец, Азарян пресс-мужа, но тот отрицательно помотал головой. – А тебя спрашивали? – напал на обалдевшего от нереальности происходящего Ивана Ильича.
- О чём? – прохрипел тот осипшим от негодования голосом. – Что я, идиот, что ли?
Последнее определение никто оспаривать не стал. На тихий шум пришёл из сортира несостоявшийся кандидат.
- Что делим? – спросил, улыбаясь и завоёвывая электорат.
- Должность шефа, - обрадовал болезненного начальника Брызглов, недоумённо пожимая плечами.
- Кто претендент? – продолжал улыбаться уверенный в себе Божий. – Пиши в список.
- Списка не будет, - прекратил регистрацию кандидатов Азарян. – У нас безальтернативные выборы.
- В пользу кого? – насторожился Михаил Владимирович, убрав улыбку.
- Петушкова! – перекосил спокойное лицо начальника Шматко.
Божий, помедлив, рассмеялся опять, но как-то натянуто.
- Несерьёзно! – высказал своё авторитетное мнение.
Возмущённый недооценкой Иван Ильич хотел было тоже дать достойную оценку сопернику: «Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала!», но усилием железной воли воздержался, предпочитая, чтобы за него говорили другие. Но другие почему-то молчали, предпочитая, чтобы говорили претенденты.
- Откуда такие сведения? – повернул голову Божий в сторону Божией жены, хорошо зная, что она – главная разносчица разных слухов, в том числе и заразных.
- От секретарши деканата, - хмуро ответила Жанна Александровна и добавила для убедительности заразного слуха: - Вчера был научный совет института по кадрам.
Божий постоял некоторое время, не глядя ни на кого, потом повернулся и ушёл без комментариев в сортир. Наступила напряжённая тишина, какая обычно бывает при сборе пожертвований для пострадавших от стихийных бедствий или насилия.
- Нет, - первым нарушил томительное молчание Брызглов, - такое на голодный желудок не переваришь. Я пошёл.
До обеда оставалось полчаса. Другие потянулись за ним, и последней – сорока.
- Не ожидала от тебя, - с брезгливой ненавистью выдавила она общую, как подумалось бедному Ивану Ильичу, оценку самозванца и, хлопнув дверью, тоже ушла, а оплёванный и без вины виноватый претендент даже не посмотрел на её зад. Сам он побоялся выходить, испугавшись искренних и лживых расспросов и поздравлений от знакомых и незнакомых, как это всегда бывает. Пришлось обойтись крепким чаем. Хорошо, что нашёлся сахар для укрепления мозговой деятельности, для переработки инсультной информации. Не веря в слухи он, однако, невольно стал свыкаться с мыслью, что станет научным мальчиком для академического битья, что отвертеться от проклятой должности не сумеет и придётся тянуть лямку организатора вместо того, чтобы заниматься любимым изобретательством.