Ветер гонял по морю волны, словно кудри на голове вихрастого мальчугана. Лодка то взлетала вверх, то застревала между двух валов, словно блоха между собачьих ушей.
Медленно, но мы все-таки удалялись. от замка. Разглядеть в этот час в черном море черную маленькую лодку было все равно, что найти волос на тонзуре лысого епископа. Для нас берег тоже превратился в нечто черное и бесформенное.
Впереди колыхалась на волнах наша шхуна, пока еще очень далекая.
Фельтон развязал веревку на моих руках, затем разрезал платок. Долго и нежно растирал мои затекшие кисти. Затем зачерпнул ладонью морской воды и сбрызнул мне лицо. Вот это было излишним – дождик наполивал меня куда более обильно.
Я отряхнула капли, открыла глаза и, чтобы сделать ему приятное, спросила:
– Где я?
– Вы спасены!
– О! Спасена! Да, вот небо, вот море! Воздух, которым я дышу, – воздух свободы… Ах!.. Благодарю Вас, Фельтон, благодарю!
Фельтон растроганно прижал меня к себе. Руки снова заныли.
– Но что с моими руками? Мне их словно сдавили в тисках!
Я поднесла их к лицу, как чужие. Кисти были покрыты синяками, пальцы онемели.
– Увы, – покачал головой Фельтон и снова стал растирать их.
– Ах, это пустяки, пустяки! – отмахнулась я. – Теперь я вспомнила!
Фельтон пододвинул мне ногой мешок с золотом.
– Он тут.
Лодка наконец практически добралась до шхуны. Нас ждали, вахтенный был наготове и окликнул нас. Один из гребцов ответил.
– Что это за судно? – спросила я.
– Шхуна, которую я для Вас нанял.
– Куда она меня доставит?
– Куда Вам будет угодно, лишь бы Вы меня высадили в Портсмуте.
– Что Вы собираетесь делать в Портсмуте? – спросила я.
– Исполнить приказания лорда Винтера, – мрачно усмехнулся Фельтон.
– Какие приказания? – удивилась я.
– Не доверяя мне больше, – рассмеялся Фельтон, – он решил сам стеречь Вас, а меня послал отвезти на подпись Бекингэму приказ о Вашей ссылке.
– Но если он Вам не доверяет, как же он поручил Вам доставить этот приказ? – изумилась я.
– Разве мне полагается знать, что я везу? – развел руками Фельтон.
Узнаю дорогого брата, как был исполненным благих намерений глупцом, так и остался!
– Это верно. И Вы едете в Портсмут?
– Мне надо торопиться. Завтра двадцать третье число и Бекин-гэм отплывает с флотом.
– Он уезжает завтра? Куда?
– В Ла-Рошель.
– Но он не должен ехать! – удивилась я.
Эскадра ведь еще не в полном составе.
– Будьте спокойны, он не уедет, – понял по-своему Фельтон.
Оказывается, он не забыл, что жаждет убить Бекингэма.
– Фельтон, ты велик, как Иуда Маккавей! Если ты умрешь, я умру вместе с тобой. Вот все, что я могу тебе сказать.
Потому что смерть моя меня ждет, упрямо ждет, не с косой и саваном, одна-одинешенька, а в кружевах, ботфортах и шляпах, разделенная на пять неплохих экземпляров. И Бекингэм будет последней каплей, пробьющей тонкую пленку их нерешимости.
– Тише, мы подходим, – сказал Фельтон.
Лодка пристроилась к боку шхуны и затанцевала в паре с ней на волнах. Фельтон первый поднялся по трапу, подал мне руку, снизу матросы придали мне ускорение, и я свечкой взлетела на палубу.
– Капитан, – представил меня капитану Фельтон. – Вот та особа, о которой я Вам говорил и которую нужно целой и невредимой доставить во Францию.
– За тысячу пистолей, – подтвердил капитан.
– Я уже дал Вам пятьсот, – напомнил Фельтон.
– Совершенно верно, – кивнул капитан.
– А вот остальные, – я подняла мешок с золотом.
– Нет, – к моему удивлению, возразил капитан, – я никогда не изменяю своему слову, а я дал слово этому молодому человеку: остальные пятьсот причитаются мне по прибытии в Булонь.
– А доберемся мы туда? – поинтересовалась я.
– Целыми и невредимыми, – подтвердил капитан. Это также верно, как то, что меня зовут Джек Бутлер.
– Так вот, – сказала я, – если Вы сдержите слово, я дам Вам не пятьсот, а тысячу пистолей.
– Ура, прекрасная дама! – вскричал капитан. – И пошли мне Бог почаще таких пассажиров, как Ваша милость!
Старый хитрый льстец! Очень сложно быть прекрасной дамой после спуска по веревочной лестнице под проливным дождем и бултыхания на утлой лодчонке в море. Прекрасной мокрой курицей еще можно. И все равно приятно.
– А пока что доставьте нас в бухту… – сказал Фельтон. – Помните, относительно которой мы с Вами условились.
Капитан кивнул, и Фельтон повел меня в приготовленную каюту.
Там я облачилась в длинную до пят и глухую, как Бастилия, ночную рубашку явно из пуританского гардероба Фельтона. Овладеть девушкой в такой рубашке куда сложнее, чем штурмом взять Бастилию… Замечательная вещь!
Мокрое платье и белье я повесила тут же сохнуть. Вода сбегала на пол ручьями.
Краснея, как девушка, и прячась за моими мокрыми юбками, Фельтон тоже переоделся в сухое.
Мы сидели, прижавшись друг к другу на узкой корабельной койке в переваливающейся с бока на бок каюте.