Да, урук-хаи мы! (СИ)

Мы вернулись обратно в деревню, потому что лезть в гору без ледоруба, верёвок и прочих альпинистских штуковин я побаивался, хотя местные лазали и так. Тут, разумеется, карабинов и ботинок с шипами не завезли, но хотя бы верёвками я запасся с лихвой. Со мной вызвались идти ещё четверо местных, один бы я точно не справился. Почтенный Урдмог, сославшись на преклонный возраст, лезть в гору отказался, но я его прекрасно понимал и не осуждал.

Погода сегодня идеально подходила для восхождения, так что упускать такой шанс было нельзя. Вообще я несколько раз ходил в горы, но это были низкие и пологие Хибины, причём летние, причём мы выбирали не самые сложные маршруты. Снежные пики и ледяные шапки я видел только издалека.

Вскоре мы выступили, и подниматься нужно было не от родника, а совсем с другой стороны. Наверх всё же вела узенькая тропка, пусть по ней и не так часто ходили. Четверо проводников, Грогбок, Лургуш, Зогнаб и Ургшак задали довольно быстрый темп, и я едва за ними поспевал. Я всё же был не столь привычен к подъёмам на столь крутые склоны. Двое шли впереди, прокладывая путь, двое шли сзади, страхуя меня от падения. Я сразу признался, что по горам скакать совсем не мастер.

Идти было тяжело, холодно и скользко, я быстро выбился из сил даже при том, что шёл, опираясь на посох. Даже орочья выносливость пасовала перед крутостью этих склонов. Хотя мои спутники выглядели бодрыми и весёлыми, болтали и перекидывались шуточками. Да уж, тут как с восхождением на Эверест, когда профессиональные альпинисты падали без сил во время подъёма, а местные проводники-шерпы вынуждены были ещё и таскать их туда-сюда.

Мои проводники, впрочем, с пониманием относились к моей слабости, лишь иногда беззлобно подшучивая над моим кряхтением и тяжёлым дыханием. Никаких оскорблений и прочего, они знали, что злить меня опасно. Только естественная гордость мастера в своём умении, снисходительная надменность горцев. Мы, хоть и жили в этих же горах, для них считались неумехами-равнинниками.

Тропа истончилась и исчезла, подниматься дальше пришлось по целине, карабкаясь по острым торчащим камням и цепляясь руками за осыпающуюся поверхность. Я имел смелость обернуться и поглядеть вниз, и едва удержался на тропе. Голова закружилась от внезапной смены ракурса и той высоты, на которую мы забрались. Внизу жирной кляксой виднелась деревня Белых Ястребов, из орочьих чумов поднимались жидкие струйки дыма, а ещё ниже крохотной точкой в долине лежала деревня Кривых Копий. Я шумно выдохнул, развернулся обратно к тропе и всеми конечностями вцепился в твёрдую поверхность, внезапный приступ страха парализовал меня целиком не хуже паучьего яда.

Проводники терпеливо ждали, пока этот приступ пройдёт, и я едва не скомандовал повернуть назад, но потом посмотрел вверх и понял, что мы прошли уже больше половины пути, и отступать теперь будет глупо и нерационально. В конце концов, я покорил все племена орков, значит, и эта гора мне обязательно покорится. Вверху, у самой вершины, я увидел крохотные точки, летающие в тумане облаков. Похоже, мы карабкаемся не напрасно. Я стряхнул наваждение и мы пошли дальше, упрямо поднимаясь на неприступные скалы и утёсы.

А потом я услышал тихое пение, которого совсем не ожидал услышать здесь, на высоте. Песнь доносилась будто издалека, тихо и ненавязчиво, но её дивная мелодия заставляла сердце сжиматься от волнения. Песнь завораживала и манила.

Глава 9

Дивная песнь, маячащая на самом краю сознания, на грани слышимость, будто придала новых сил, и мы все даже немного ускорились.

— Вы это слышите? — хрипло спросил Ургшак.

— А? Что? Да! — ответил ему Грогбок, и я понял, что песню слышу не только я.

Мы карабкались на самый верх, позабыв об осторожности, страховке и вообще обо всём, что существовало в этом мире. Теперь для нас важнее всего была та песня удивительной красоты, звучащая мягкими радужными переливами. Даже глядя вниз, я больше не испытывал того страха, только удивительную радость от того, что сумел взобраться почти на самую вершину. Всё казалось неважным, и даже промозглый ветер, пронизывающий до костей на этой высоте, казался лишь мелкой надоедливой неприятностью.

Я чувствовал, как бешено колотится сердце, а в глотке резко пересыхает и подкатывает странная тошнота, но не мог понять, из-за чего именно это происходит. Может, подкатили симптомы горной болезни, а может, это так воздействует песня, которая становилась всё громче, и нам с орками приходилось орать во всё горло, чтобы перекричать её и аккомпанирующие песне завывания ветра.

Ветер швырял нам в лицо шрапнель из снежной крупы, злобно выл, пытаясь сдуть нас вниз, в пропасть, но мы упрямо лезли вверх, цепляясь за мокрый снег. До вершины оставалось совсем немного, считанные метры, и очередной порыв холодного ветра вдруг принёс с собой не только звуки мелодии и хлопья мокрого снега, но и тошнотворный запах разлагающихся тел.