Да здравствует Государь! (СИ)

— А почему собственно и нет? В конце концов вы имели свое государство много столетий назад и хотя оно погибло, но весь мир помнит имена царей Давида и Ровоама, пророка Моисея и героев Маккавеев. Справедливо вам иметь свое государство со столицей в Иерусалиме — при безусловном уважении и экстерриториальности христианских святынь. Здесь вы в изгнании и ваша родина там. Поэтому я накладываю ограничения исходя из принципа защиты тех народов, в первую очередь русского, у которого другой империи нет. Но если будет случай — я приложу все силы чтобы вы вновь получили свою страну.

— То есть мы вернемся в Иерусалим… — воскликнул Бронштейн… — Ваше императорское величество — торопливо поклонился он.

— Я не могу вам этого обещать — ибо прежде всего не владею Святой Землей… Но опять — таки если русскому монарху представится такая возможность — могу заверить что в этом случае Иерусалим станет иудейским — хотя не Господь и Израильского царства даже в этом случае не обетую… Вы что-то хотите спросить — обратился он к искательно мнущемуся Полякову…

— Да, Ваше императорское величество… По поводу воинской повинности…

— Я собственно собирался вам сообщить что призыв в армию иудеев будет отменен со следующего года, а уже служащие нижние чины — уволены в запас досрочно.

Но взамен вводится военный налог на… вашу общину в десять миллионов рублей в год. Это два рубля в год с души или примерно шесть с работника.

— Не мало — пробормотал забывшись Поляков и тут же добавил — хотя и не много, Государь…

— Ну что ж господа — если вопросов больше не имеется — пока всё…

* * *

— А я уж хотел спросить — не согласится ли он пусть не упразднить запреты для нашей молодежи — но хоть расширить число дозволенных университетов… — сидя в кабинете особняка Зака произнес Поляков.

Гинзбург недобро уставился на него.

— И хорошо что не успел, — за пару университетов для всех этих лайдаков которые не хотят заниматься делом он бы с нас взыскал еще миллионов двадцать…

— Нам предлагают пряник политый медом но с хреном внутри… — Зайцев был невесел. Он уже предвидел что при раскладке этого налога уважаемые люди постараются спихнуть основную тяжесть вниз. И ведь не с голодраных резников да молочников драть эти миллион несчитанные — именно им — провинциальным факторам да фабрикантам раскошеливаться.

Да и кнут держат наготове. Однако за Иерусалим простить можно много… — добавил он.

— Скажите — господин Гинзбург — насмешливо осведомился до того молчавший Бронштейн. Вы издавна были вхожи ко двору — насколько можно для нашего. Там два десятка лет назад какого-нибудь смазливого доктора или офицера из кантонистов не отиралось? Хватка то у него деловая — наша! Не будь этот человек царем — взял бы его себе в контору не задумываясь.

— Как знать… — вместо барона ответил Зак. Ведь сказано в Торе что никто не может проследить след женщины в мужчине… Но не забывайте — как говорят легенды матерь князя Владимира звалась Малка и принадлежала к избранному народу.

— А вот про Иерусалим это он серьезно?

— Посмотрим… Но в скором времени войны с турками как мне сообщили одесские комиссионеры моего торгового дома не ожидается — он лично приказал прекратить все приготовления, — сухо произнес барон.

— А с кем ожидается? Что еще что ваши одесские друзья говорят? — казалось ухо Бродского зашевелилось — ибо война и коммерция идут рука об руку.

— Что говорят? Они жаловались — усмехнулся Гинсбург что зная любвеобильность монарха уже и выбрали девицу из наших что к нему подвести — да не успели… Уж очень быстро он уехал — просто «штурм унд дранг» какой-то! Опять же он просто не отлипал от этой чертовой баронессы…

— Идиоты! — прокомментировал Поляков… Тут баба не помощник — не с подрядами железнодорожными дела и не с поставкой сапог для казенных нужд. Бродский только кивнул — а сам уже решил что надо будет обдумать — как бы сделать так чтоб у госпожи фон Месс появилась добрая приятельница — ну разумеется христианка — готовая ссудить ее деньгами. Да и супруга его высокопревосходительства Витте сильно недужит — и надо заранее подумать — кто сможет утешить нестарого вдовца.

— Но боюсь с кем — то будет, — Абрам Исакович невесело вздохнул. Гоим всегда были лакомы до наших денег — но редко гоим соглашались продать нам свободу и права. Значит ОЧЕНЬ нужды ему эти корабли… — собравшиеся даже не стали спрашивать — откуда почтенный старец знает на что пойдут их миллионы.

* * *

…Я уже давно говорил — и вам, да хоть даже этому умнику Бирнбауму — не надо гнать коней, — прокомментировал Зак. Народ наш существует три с лишним тысячи лет — пережил он столько империй и племен — и каких! Можем подождать еще три десятка лет или даже больше. Будет и Иерусалим и царство. Дайте срок, и будет у нас при Артаксерксе сём и свой Мордехай, а там глядишь и своя Эсфирь…

— Но кто же все таки дает нашему юному величеству советы — ведь не может же быть чтоб он сам дошел… — произнес Гинзбург.

— А если САМ? — вдруг осведомился Зак подняв ссохшийся палец. «Ну это вряд ли — юность и мудрость вещи несовместные…» — хотел было высказаться барон.