Да здравствует Государь!

И вот показались два открытых экипажа — обычных лакированных ландо.

В первом экипаже к павильону подъехали Елена в сопровождении своей камер-фрейлины — Агафоклеи фон Сталь и обер-гофмейстерины Марии Павловны Будберг. Во второй — Георгий в одиночестве…

И вот со стороны зазвучала походная музыка.

Сюда из за города шли гвардейские части, поднятые засветло, чтобы успеть отскоблить до крови солдатские подбородки, начистить ваксой до зеркального блеска голенища сапог, отполировать лошадиным зубом белёные ремни амуниции, стряхнуть особым веничками последние пылинки с парадных мундиров.

Разоцветные — в новой форме — шеренги солдат подтянулись, выравнивая штыки, четче печатая шаг.

Преображенцы, семеновцы, измайловцы, солдаты Московского полка…

Открывал прохождение лейб-гвардии Преображенский полк, в честь его основателя — Петра Первого, назначали брюнетов или темных шатенов, по обязательно «с белым лицом».

Вот прошел батальон второго полк гвардии — Семеновского. Его сформировал когда-то любимец Франц Лефорт, носивший ярко-рыжий парик. И сто восемьдесят с гаком лет в семеновцы подбирали тоже только рыжих! Барабанщики шли первой шеренгой в голове батальонной колонны. Капельмейстер повернулся на полном ходу налево кругом, продолжая идти задом, взнес руку в белой перчатке, махнул, и в летнем воздухе грянул всей медью высеребренных труб и гремящих тарелок пышный Семеновский марш.

За ними — представители Павловского полка — в нем службу нести полагалось только блондинам и только курносым — как у государя-основателя — не было в России недостатка в таких новобранцах. От чего все солдаты выглядели на одно лицо, все похожи, как родные братья, так что бывало обыватель — завидя марширующую роту странных близнецов суеверно крестился: тьфу, пропасть — наваждение этакое!..

Финляндский гвардейский пехотный полк. Была в его неторопливом марше неожиданная легкость: четко били подошвы, но не вдавливались каблуки в мостовую. Оркестр играл не особо громко, задорную, веселую мелодию, сочиненную в прошлом веке офицером полка, ставшим потом художником.

То ли дело, то ли дело егеря,
Егеря, егеря!

Георгий наблюдая из ложи павильона — нока в задних комнатах убирали к торжеству Елену, вспомнил рассказ Лобко — что в старые годы полк назывался егерским, а егеря предназначались для действий в рассыпном строю — и от них требовались быстрота и легкость на ногу.

И хоть времена изменились традиции бережно сохранялись: в них сила армии, уважение к прадедам, желание быть не хуже. Гурко прав — британцы стали так сильны во многом именно оттого что не гнались бездумно за новизной.

Замыкающим прошел отдельная сводная рота сверхсрочных фельдфебелей в шевронах и, медалях «За беспорочную службу» — богатыри саженного роста, представители восьми гвардейских полков, квартировавших в Петербурге и двух московских.

За пехотой выехала группа всадников — впереди с обнаженной саблей, высясь как памятник самому себе — на могучем вороном коне командующий кавалерией великий князь Николай Николаевич. Георгий улыбнулся — дядю солдаты прозвали отчего то «Лукавый», каждый день по вечерам заканчивавшие пение молитвы просьбой Всевышнему: «Избави нас от Лукавого». Дядя возглавлял прохождение конницы.

Что-то блеснуло золотом. Хор трубачей грянул медью, широко развернув фронт эскадронов, шли мерным шагом гнедые лошади под красными вальтрапами с серебряной окантовкой и гвардейскими звездами. В седлах усатые богатыри в белых мундирах, в нестерпимо горевших на солнце медных кирасах и касках с серебряными двуглавыми орлами, развевались красно-белые флюгера на пиках в передних шеренгах.

Шел кавалергардский полк — гордость и слава русской кавалерии.

За ним желто-белые флажки — флюгера на пиках, караковые лошади, желтые с серебром вальтрапы — «кирасиры Его Величества». Один из старейших полков русской конницы, сформированный сразу после Нарвского погрома боярином Волконским, первым полковым командиром. С полком связаны первые победы над шведами, основание Петербурга.

Эскадрон кирасирских трубачей сменили музыканты на вороных конях под синими вальтрапами, расшитыми золотыми позументами и звездами.

Вот проехали рысью две сотни «конвоя Его Величества» — кубанских казаков на вороных конях, в черных папахах, в алых черкесках с золотыми позументами, блестя серебром кавказских шашек, — черноусые красавцы один к одному. Алые черкески тонкого дорогого сукна, опойковые сапоги с мягкими голенищами, черные папахи. Как полагалось к каждому параду, к каждому торжеству выдавали конвойцам новую парадную форму — за счет «собственных Его Величества Средств» (А старую — в сундук. В иные годы случалось казак царский уезжал со службы с двумя такими сундуками).