Как нищенство, все жалко и общо,
Как христианство, неосуществимо;
Скользни сюда – куда ж тебе еще, —
Где все неразличимы и в любви мы…
Не надо наклоняться надо мной,
Лицо в лицо, из вышнего квадрата:
Там точно так же сыро и темно,
И точно та же тяжкая неправда,
И если притяженье с двух сторон,
Из глаз в глаза, в узлы затянет петли,
То не взлечу, как белое перо,
А упадешь немедля, как ни медли.
И если вышлешь белую ладью
И я во тьме бадью твою поймаю,
То не взлечу с тобою, а собью, —
И здесь, на дне, бесследно потеряю.
Не надо наклоняться – ни ко мне,
Ни надо мной – из верхнего просвета:
Колодец это ложе из камней,
И насмерть заколоченное лето,
И никогда не будет здесь весны.
Колодец это место, где водица
Идет из глубины, из глубины…
Но ни испить, ни с толком утопиться.
Из цикла
«Этюды черни»
«Бывали, бывали…»
Бывали, бывали
Мы в этой харчевне!
Тут было не лучше,
А только дешевле.
Пятнадцатилетье
Промчалось – а все же
Тут стало не хуже,
А только дороже.
А блюда роскошны!
А вина шикарны!
Забыть невозможно,
Как нынче гуляем!
А дамы? Все те же,
Вот только пошире…
А может, тогда мы
Совсем не платили?
А речи? Кипели!
А свечи? Дрожали!
Не то обхитрили,
Не то убежали…
Но только зашли мы —
Не смотрим, а видим:
Нас ждут не дождутся,
Отсюда не выйдем.
Курить уж не курят,
Плясать уж не пляшут,
Но пальчиком манят
И ручкою машут.
И те же уроды
Все ту же присягу:
– Отсюда ни шагу…
– Пожалуйте шпагу…
И главный над нами
Уже громоздится:
– Прошу расплатиться…
– За все расплатиться…
И дамы в платочек,
А мы за манишку:
– Ну, это уж слишком! —
И только сердчишко.
И груда пирожных.
– Миндальных, миндальных!
Забыть невозможно,
Как нынче гуляем.
«Ночь хрустальная, тайная, длинных ножей, на душе…»
Ночь хрустальная, тайная, длинных ножей, на душе.
Начинаем в пивной, и за мной, в неземное и наземь.
На, возьми, на, зажми, нам черед воевать с нелюдьми.
Никому ничего ни за что, а не то все изгадим и сглазим.
Ночь легла, так бела, словно ты захотел темноты.
Ночь постыдно пустынна, невинна, как сон убиенных —
От звонка до звонка. Не река, а рука старика.
Не в нее окуная, иная напишет, стеная, на стенах.
Не за то избивал слабаков женихов Одиссей,
Не за то убивал наповал или мял и пытал заскорузло —
А за годы в трудах, за походы во прах и на страх, —
Не за лоно законное и судоходное русло.
Но не тем, что меж тем на замки всех систем норовят.
Хоть не им, неживым, утонув, дотянуть до рассвета.
Но не вам, пластунам по ворованным ветхим коврам,
Хоть и вас в тот же час, невзирая на вечное вето.
Я начну, где шагну в глубину оголенной груди,
Кислоту пустоты каблуком напролом направляя.
Я начну, как вздохну в беззаботных небес вышину,
Не стирая с запястья ненастья беззубого лая.
Не за то белый свет двадцать лет меня бил и крушил,
Не за то ворожил не убить, так забыть, и простить,
и отплакать,
Не за то я старел, и седел, и на тризне у жизни сидел,
Чтоб не трогать ваш деготь лобзаньем за самую мякоть.
Ночь хрустальная, тайная, длинных ножей, на душе.
На, возьми, на, зажми, с нелюдьми, но не сдержите слова.
Расходись кто куда, навсегда, без суда и стыда.
Пошумели изрядно, и ладно, досадно, что так бестолково.
Реквием Рабиновичу
…
Меня дразнили в школе Зямой
За малый рост и рыхлый таз.
…
Но я был в мальчиках упрямый.
…
Переходил из класса в класс
И спал в одной постели с мамой.
…
Тогда стояли холода,
И редко из водопровода
Текла кошерная вода.
…
Мне было двадцать с чем-то года,
И говорили: ерунда.
…
Но я был в юношах упорный.
…
Из института приходил
То фиолетовый, то черный,
И никогда не выходил,
Пока не тукнут, из уборной.
…
Потом я чуточку подрос
И спал в одной постели с Симой.
…
Они тогда уже всерьез
Работали над Хиросимой,
А нас списали в Наркомпрос.
…
Тогда стояли под Москвой
Какие-то Гудерианы.
…
Я возвращался чуть живой
И спал с женой как деревянный.
…
И, вроде, за дверьми конвой.
…
Но я был в бронщиках настырный.
…
Я ел икру и колбасу
И разворачивал в лесу
Объект довольно-таки мирный.
…
И начал ковырять в носу.
…
Мне намекали на еврей
И стопроцентное доверье.
…
И молодцов из-за дверей
Просили пошуметь за дверью.
…
И говорили: поскорей.
…
Потом я чуточку одрях
И спал неделями в Кремлевке.
…
Она тогда уже Ба-Бах.
…
Арон уехал по путевке
И Даша с Машею в мехах.
…
Потом стоял такой дейтант,
Хоть украшай изделье бантом,
Хоть в землю зарывай талант,
Прикидывайся пасквилянтом.
…
У Миши резался дискант,
А Ваня рвался в Палестину —
И не на нашей стороне.
И говорил своей жене:
Не прихватить ли старичину.
…
Мол, на войне как на войне.
…
Но я стал в дедушках добрее.
…
Но я стал в дедушках добрее.
…
Я запускал на небосвод
И зятю говорил: идьёт.
…
И Ксюше: шла бы за еврея —
Он не уедет, не уйдет.
…
Потом они меня делили:
…
Пицунду, Жуковку, Арбат,
…
Внешторг, Госзнак, автомобили,
…
Четырежды лауреат,
…
И подписали, не забыли,
И Старший Брат, и кум, и сват.
…
Так есть антисемиты – или?..
Записка
Срединные годы. Большое семейство.
Я вышел из моды. Какое злодейство.
Какие уроды мои домочадцы.
Я вышел из моды. Я буду стреляться.
В журналах доходы все хуже и реже.
Я вышел из моды, а моды все те же.
авторов Коллектив , Владимир Николаевич Носков , Владимир Федорович Иванов , Вячеслав Алексеевич Богданов , Нина Васильевна Пикулева , Светлана Викторовна Томских , Светлана Ивановна Миронова
Документальная литература / Биографии и Мемуары / Публицистика / Поэзия / Прочая документальная литература / Стихи и поэзия