Сказать, что Гарри Гаррисон хорошо известен отечественным читателям — значит, не сказать ничего. Уже после первых его публикаций на русском языке в конце 60-х — начале 70-х годов фэны сразу же занесли его имя в списки самых популярных зарубежных фантастов. И поэтому неудивительно, что многие его произведения довольно скоро появились в самиздате — а это, в свою очередь, существенно облегчило их путь к читателям в начале 90-х годов, когда прекратила свое существование система государственного регулирования книгоиздания. И в результате Гаррисон сейчас является чуть ли не главным поставщиком фантастических бестселлеров для отечественного книжного рынка, деля эту «высокую» честь с Эдгаром Райсом Берроузом, Робертом Хайнлайном, Айзеком Азимовым и Роджером Желязны. О том же свидетельствует и его особенная популярность у «книжных пиратов», незаконно издавших целый ряд его пост-конвенционных произведений, включая почти все книги из цикла «Стальная крыса», а также романы Спасательная шлюпка и Запад Эдема. Остается только надеяться, что со временем выйдут в свет и более качественные переводы этих и других его книг, изданные на законных основаниях, с разрешения автора.
Роман, который мы предлагаем вашему вниманию, специально для нашей серии перевел петербуржский писатель Вячеслав Рыбаков, один из виднейших представителей так называемой «четвертой волны» в отечественной фантастике, давний член Ленинградского семинара писателей-фантастов под руководством Бориса Стругацкого, автор книг Очаг на башне и Свое оружие (обе — 1990), лауреат премии «Старт» (за роман Очаг на башне) и Государственной премии РСФСР (за участие в создании фильма Письма мертвого человека). Данная же книга — его первая проба сил в области перевода современной зарубежной фантастики.
Да здравствует Трансатлантический туннель! Ура!
Книга I
Воссоединение материков начинается
Глава 1
Срочное послание и опасный момент
Отходящий от Паддингтонского вокзала «Летучий Корнуоллец» с виду мало чем отличался от других поездов. Возможно, убранство выглядело чище и новее; золотые кисточки, обрамлявшие подушки сидений в вагоне первого класса, даже придавали ему некоторую роскошь, но все это было не более чем декоративными ухищрениями. То, что разительно выделяло этот поезд среди остальных в Англии а значит, и во всем мире, — отнюдь не так бросалось в глаза, как его огромный золоченый локомотив, медленно выбиравшийся на свой маршрут из лабиринта рельсов и стрелок сортировочных станций, туннелей и мостов. Здесь полотно дороги было обычным, пользоваться им могли любые поезда. Истинное отличие стало выявляться позднее, когда угловатый локомотив, волоча за собой длинный цилиндр вплотную прижатых друг к другу вагонов, нырнул глубоко под Темзу и вынырнул в Суррее. Тут уж полотно пошло иное — одна-единственная колея из последовательно сваренных рельсов с лежащими на специальной подушке шпалами, спрямленная и выглаженная куда основательнее, нежели какая-либо из прежде существовавших; отблескивая в глубоких выемках, пробивших четкий канал через меловые холмы, выбрасывая стрелы приземистых железных мостов над ручьями и реками, этот тщательно выверенный путь даже на поворотах, подъемах и спусках лишь едва-едва отклонялся от безупречной прямой. Скорость быстро все объяснила — поезд равномерно разгонялся до тех пор, пока окрестные поля и деревья не замелькали, словно летящие мимо зеленые пятна; лишь вдали можно было еще различить кое-какие детали, но и они стремительно ускользали назад и исчезали едва ли не сразу, как их ловил взгляд.
Альберт Дригг занимал целое купе и был этим весьма доволен. Он знал, что поезд совершает ежедневные рейсы в Пензанс и обратно уже без малого год и с ним никогда ничего не случалось, но знание было чисто теоретическим. Другое дело — испытать на себе. От Лондона до Пензанса 282 мили, и это нешуточное расстояние должно быть покрыто за два часа пять минут — значит, средняя скорость, с учетом остановок, намного превысит 150 миль в час. Можно ли было думать, что такое станет доступно? В глубине души Альберт Дригг сильно подозревал, что нет. Нет — даже теперь, в 1973 году по христианскому летосчислению, когда империя, оставаясь непоколебимой, старательно обновлялась и шла в ногу со временем. Дригг сидел прямо будто аршин проглотил, так что на его черный костюм и черный жилет не набегало ни морщинки — сияет жесткий белый воротничок, блестящий кожаный портфель лежит на коленях; и никаких признаков эмоций. Туго свернутый зонтик и черный котелок, лежавшие в багажной сетке наверху, выдавали в нем горожанина, а жители города Лондона не склонны к публичному проявлению чувств. И тем не менее Дригг все же вздрогнул слегка, когда дверь открылась на своих бесшумных роликах и жизнерадостный голос явного кокни предложил:
— Чай, сэр, чай!