ДА

Когда возникает завод.
Он руки и лица зовет
И топоты гонит по тропам.
Скликает цемент и кирпич,
И сходятся ломы на клич.
Лопаты бредут по сугробам.

И первый садится барак

В рубахе своей деревянной.
И первая лампа румяный
Луч пересылает во мрак.
И в толстое небо дымок
Колонкой упрется отвесной.
И первый на печке железной
В котле зажурчит кипяток.

К нахохленному полустанку

Съезжаются.
       Снега кора
В печатях подошв.
        Спозаранку,
Как выстрел, удар топора.
И лес обнесен фонарями,
Он улицей выглядит.
        Лес,
Как сцена, украшен.
        Как в раме
Театра, смятенье и блеск.
Сквозь иглистое оперенье,
Сквозь шорох соснового сна
Для нетерпеливого зренья
Уже различима стена,
И к ней прислонилась вторая,
И желты скелеты стропил,
И сумрак полярного края
Их крупной звездой окропил.
Карельская ночь неизменна,
Границ ей не сыщешь на глаз.
Кончается первая смена.
Вторая продолжит рассказ.

«За сменами смены, за бревнами бревна…»

За сменами смены, за бревнами бревна.
В окошках озер отразились леса.
И, как на рисунке, линейны и ровны
И будто кристаллы цехов корпуса.
Их трудно осмысливать. И, беспокоясь,
Их профили трудно придвинуть к стиху.
Они, как взбесившийся каменный поезд,
Сорвавшийся с рельс и застрявший во мху.
Но тут не сравненья летучий осколок
Осветит окрестность, как метеорит.
Тут ребра земли осязает геолог,
Тут – экономист свою правду творит.
И значит – барак приседает, как заяц,
К холму. А на завтра дороги тесны
Лесные для толп. И завод, прорезаясь.
Выходит из сосен, как зуб из десны.

Баллада об электростанции

Я сам тружусь. Я уваженье
Храню высокое к труду.
Лишь прямодушьем выраженье
Себя и времени найду.
Есть верность ремеслу. И навык.
С которым я в эпоху вхож,
Не как торговец за прилавок,
А будто в тело входит нож.

…Я в белый зал входил. Казалось

Весь воздух превратился в гул,
И гулом тяжело дышалось,
Гул, как чугун, мне плечи гнул.
Я чувствовал кариатидой
Себя.
  Я жил вмурован в смесь
Того же гула с глянцевитой
Прохладой дня, разлитой здесь.
И зал всей толщью стекол в стенах.
Всей пустотою потолка.
Всей твердью пола – в постепенных
Толчках пульсировал слегка,
Пульсировал и рос толчками
И, стягиваясь, полз назад,
Как будто размягчился камень
И стал резиновым фасад.
И в самой сердцевине гуда
Турбина дремлет тяжело,
Как центр вращения, откуда
Все это празднество пошло.

Здесь полнота природной мощи,

Почти искусства простота,
Такая, что нельзя быть проще,
Такая, что почти пуста,
И вразумительней ответа
Нет – на многоязычный вой.
Чем внятное безмолвье света
И легкость силы лучевой.

«Европа, так значит, конец?..»