Дагги-Тиц

— По-моему, она смотрела доброжелательно, — вставлял свое слово Лодька. Просто, чтобы поучаствовать в разговоре.

— Нет, Лодя, прости, но ты был ненаблюдателен, — вздыхал Эдик.

— У Агаты это пройдет, — солидно обещал Борис. — Аркаша, дай, пожалуйста, твой фонарик, я, кажется забрызгал брюки… Спасибо…

Шхуна «Колумб»

Лодька проснулся, но подыматься еще не думал. Лежал с закрытыми глазами носом к стенке. Мама дернула его за пятку:

— Хватит нежиться. Проспишь все дела.

— М-м… какие?

— Например, тебе надо сходить в магазин, купить несколько тетрадок в косую линейку…

— Это еще зачем? — Лодька лег на спину и открыл один глаз (тот, что со стороны мамы).

— Чтобы отрабатывать почерк.

— Какой почерк? — (Открылись два глаза.) — Что за новости?

— Ты разве не знаешь? Министерство добавило семиклассникам еще один экзамен, по чистописанию. Там решили, что выпускники неполной средней школы должны писать четко и красиво, а не как курицы лапой. Кто не сдаст — осенняя переэкзаменовка.

Лодька сел.

— Их что, в этом министерстве, атомной бомбой по копчику стукнуло?! Совсем рехнулись?!

— Шутка, — сказала мама. — С первым апреля…

Лодька упал на подушку.

— Ну и шуточки у тебя, мам… Я полежу еще десять минут. Отдышусь…

Хорошо, что не надо в школу…

Первое апреля, как известно, день веселых обманов. Но сюда же примешивается и горькая правда: кончились весенние каникулы и начинается многотрудная учебная четверть, последняя перед экзаменами. Однако на этот раз календарь подарил школьникам еще одни каникулярный денек — и это не шутка, а радостная истина: первое апреля выпало на воскресенье.

— Повезло, — сказала мама во время завтрака. — Можешь бездельничать лишние полсуток.

— Не могу… — Лодька дожевал вермишель с квашеной капустой. — В одиннадцать репетиция.

— В выходной-то?

— Да. Теперь будем репетировать и по выходным. Чтобы успеть с премьерой к концу учебного года…

— К концу учебного года надо успеть подготовиться к экзаменам. Выпускной класс. Вы там, в кружке, про это помните?

— Конечно… — Лодька доглотал компот с твердыми сморщенными грушами. — Все, кто в седьмом, лихорадочно переписывают билеты, которые ты достала… А я решил с будущей недели повторять два билета в день: по физике и по математике…

— Это первоапрельская шутка?

— Ну… наполовину. На самом деле по одному билету…

— Слабо верится… Учти, если станешь бездельничать…

— А я бездельничаю?! Я еще вчера натаскал в кухню дров и воду принес, два ведра! И в магазин за маргарином ходил!

— Я не про дрова и воду и даже не про маргарин. Я про экзамены. Если станешь валять дурака…

— «Я напишу папе»!

— Нет. Надеру уши.

— Уши нельзя. Какой из меня будет принц — с распухшими красными ушами!

На самом деле уши не будут видны. Принцу был обещан парик с завитыми локонами из пакли. А также придворный костюм: красная курточка с буфами у плеч и белые рейтузы, как у девчонки-фигуристки. Лодька думал об этих рейтузах с содроганием и тайно желал, чтобы премьеру по какой-нибудь причине отменили. Однако во «Дворец» каждый раз спешил с радостью.

Весна вспрыскивала в организм заряды нервного веселья и бодрости. Лодька сам удивлялся, как у него на всё хватает времени: сидеть на уроках, репетировать на сцене, гулять по вечерам с друзьями, читать взятые у Льва Семеновича книжки, делать (хотя бы иногда) домашние задания и повторять перед сном (минут по десять) алгебраические формулы и законы физики. А бывало, что и проявить себя в домашних делах.

— Мама, я сегодня по собственной инициативе протер пол в коридоре. А то Галчуха сто лет не раскачается…

— Невероятно! Вечером об этом сообщат в «Последних известиях».

— Уже сообщили! Обещали путевку в Артек!..

— С твоими-то отметками…

— А что отметки? Алгебру я уже исправил. На четверку. Варвара цвела как георгин… А по немецкому пятерка. Их бин мустергютлихер шулер. То есть примерный школьник… Ты мне дашь три рубля на «Тарзана в Нью-Йорке»?

— Оно и видно, что шулер. То есть жулик…

— Только самую капельку…

Иногда Лодька заглядывал на Стрелку. Борька здесь вовсе не появлялся, а Лодьку порой тянуло в родные места. Здесь уже пробивалась травка и золотилась у полениц мать-и-мачеха. На просохшей земле можно было пинать мяч и бить им в кирпичную стену пекарни, тренироваться на меткость удара. Можно было играть в чику. Но Лодька мяч пинал редко, а в чику не играл совсем: пришлось бы становиться на колени, а он берег отглаженные брюки.

— Чё Арон-то носу не кажет? — спросил однажды Толька Синий. Лодька пожал плечами.

— Ты, Севкин, хоть иногда вспоминаешь нас, а он совсем артистом заделался, — заметил Гоголь. — Скоро в Большой театр позовут…

— Его Монька не пускает, велит английский учить, — постарался оправдать друга Лодька. — Чтобы на третий год не загремел.

— Костика вон тоже не отпускают, а он все равно своих не забывает, — похвалил юного музыканта Ростовича Фома. Тот, положив на колоду футляр с кларнетом, лупил начищенными ботинками по мячу…

Борька и правда позабыл про «герценских», знал теперь только «дворцовых» друзей. Ну, они, по правде говоря, стоили того! Лодька тоже с удовольствием думал о каждом.