Dagome iudex: трилогия

И слепая наставница усмирила его беспокойства.

— Ты же не протягиваешь руку за отцовской властью. Это твои братья жаждут, чтобы ты стал их судьей и разрешил их дела. Я воспитала из тебя великана, и все это видят. Тебе поклонится могучий Авданец, Семовит, а так же и Палука. Кто же тогда станет отрицать, что именно тебе дано править над Державой Полян, раз твои сводные братья признали тебя самым мудрым и самым могущественным?

— А если отец разгневается на меня за то, что без его воли избрали они меня юдексом? — спрашивал все еще не успокоившийся Лестек.

— Но как же должен он выразить свою волю, раз нет у него воли? — объявила наставница. — Неужели ты столь сильно боишься его? Говорят, что в нем отозвалась кровь карликов.

— Не говори так, умоляю, — упал перед женщиной на колени Лестек. — Даже если когда нет воли у Пестователя, имя его страшно.

— А я хочу, чтобы твое имя было столь же страшным, как имя Даго Пестователя. Авданец желает сделать тебя юдексом, ибо ты дашь согласие на захват Земли Шлёнжан. Но подумай и о себе. Разве не должен ты, с помощью Палуки, захватить страну Вольных Людей до самой реки Вядуи? Чем ты докажешь, что являешься достойным преемником Пестователя, если не станешь вести войн, какие он сам вел в молодости?

И когда она эт говорила, вся предыдущая жизнь встала перед невидящими ее глазами. Когда вышла она замуж за Спицимиру, никогда недумала о власти. Самое большее, притягивала ее власть любви, которую имела она над мужем. Но со временем — разве не пожелала она, чтобы все чаще Спицимир и слуги рассказывали ей, какая она красивая, какое восхищение пробуждает, когда едет на коне рядом со своим мужем? Сколько раз уговаривала она Спицимира устроить прогулки верхом в околицах Гнезда, поскольку, проезжая посады, чуткие ее уши слышали наполненные восхищением слова людей, мимо которых они проезжали. От слуг знала она, что Спицимир является карающей десницей Даго Пестователя, и что побаивается его даже всесильный канцлер Херим. На самом же деле, это она управляла державой и отдавала приговоры, поскольку Спицимир советовался с ней по каждому серьезному делу. Разве не возвысили ее, давая на воспитание Лестека, будущего преемника Пестователя? И она сделала все возможное, чтобы тот полюбил ее словно настоящую мать; она же полюбила его как сына, а, возможно, даже еще сильнее. «Не вижу никого, но все видят меня», — так она думала и, со временем, так чувствовала. В особенности, с того момента, когда, зная о ее тайном могуществе, сотни обычных, да и лучших людей, приходили к ней, целовали край ее платья и умоляли замолвить словечко у Спицимира, Херима или даже Пестователя. И убедилась она, что имеется в ней некая громадная сила, поскольку эти могущественные люди слушали ее и делали то, чего она у них просила. Разве не случился такой день, когда через слуг сообщила она Пестователю, что желает с ним переговорить, и тот незамедлительно появился у нее в комнате и выслушалто, что собиралась она ему сказать? Разве не пришел момент, когда с маленьким Лестеком на коленях не уселась она на троне ядом с Пестователем, словно его жена и владычица? Не видела она перед собой никого, но слышала шорох дыхания людей, лязг оружия, высказанные слова, даже те, которыми перешептывались между собой. «Какая же она красивая, — говорили люди. — Какая добрая и милостивая». И разве плохо то, что если даже судьба у человека чего-то и отберет, к примеру — зрение, та же судьба чего-нибудь и дает взамен, допустим, власть над тысячами людей и дел.

Но тут прибыла сюда Любуша, и никогда уже воспитательница не уселась на троне рядом с Пестователем, но поселилась с Лестеком в боковом крыле тесного двора в Гнезде. У нее еще оставалось немного власти; еще то один, то другой искал у нее совета и заступничества у Спицимира или Херима Только это уже не было таким, как раньше: она словно бы грелась у гаснущего огня. А когда Спицимир умер, попросила она у Пестователя дать согласие на свой и Лестека выезд в Познанию.