Дай! Дай! Дай!

– И что за мерзкий почерк? Какой смысл писать эти тома, если потом все равно никто прочитать не сможет?

– Не знаю. Но тут есть протоколы. Некоторые вполне читаемы.

И пока Смайл маячил у стойки бара, пытаясь привлечь к себе внимание официанта и сделать заказ, подруги увлеченно изучали уголовные дела.

– Поверить не могу, но похоже, мой отец был уголовником! – внезапно вздохнула Ритка.

– Не преувеличивай.

– Он совершил ограбление.

– Это всего лишь предположение.

Мариша желала утешить подругу, но Ритка была безутешна.

– Вот Лебедева тут твердила про темное прошлое ее приемных дочек, но у меня-то оно еще хуже! – воскликнула она. – Вполне возможно, даже почти наверняка, мой отец тоже участвовал в том ограблении инкассатора! Вместе с дядей Волей и Паршавиным. И в папу стреляли. И ранили! Поэтому он и не вернулся больше к нам с мамой! Потому что его убили. Там, на болотах!

– Погоди, но ведь грабителей было трое.

– Трое. Верно.

– Предположим, что это был Паршавин и двое его друзей.

– Да.

– Один из них погиб. Паршавин присвоил себе фамилию Цыплакова и спокойно жил все эти годы. А кто же был третий?

– Дядя Воля, – с уверенностью произнесла Ритка. – Тот самый, который потом эмигрировал в Америку через Израиль. Помнишь, я тебе про него говорила?

– Да. Выходит, он последний, кто может рассказать нам правду.

– Выходит.

– Послушай, я уже спрашивала тебя об этом, а теперь спрашиваю снова. Нельзя ли нам этого дядю Волю как-нибудь разыскать?

– Ну… Не знаю. Думаю, что моя мама знает его адрес. Вот только… Захочет ли она его нам дать?

– Да почему же нет?

– Она очень близко к сердцу приняла разоблачение, которое мы ей устроили. Она все эти годы лгала мне, что мой отец умер. А теперь выясняется, что перед этим он еще и успел поучаствовать в ограблении инкассатора. Просто в голове не укладывается!

– Но если твой отец был в доле с Паршавиным, то по крайней мере ясно, почему тот отстегивал твоему Никитке ежемесячно кругленькую сумму. Это был долг! Эти деньги предназначались вам с Никитой в качестве выплаты доли твоего отца!

– Ты думаешь?

– Ну конечно! Паршавин и тот твой дядя Воля разделили награбленные деньги пополам. Вдову своего третьего подельника они в тот раз обошли. Но с годами то ли денег у них стало слишком уж много, то ли совесть замучила, вот они и стали отстегивать тебе кое-какие денежки. Не их вина, что Никитка ни копейки не доносил до дома, а все тратил со своей Кариной.

Произнеся эту фразу, Мариша увидела, как по улице семенит маленькая знакомая фигурка.

– Тетя Люся домой возвращается из магазинов.

– Какие пакеты! – изумилась Ритка. – Как она их только тащит!

– Поможем тетушке?

– Ага. Одна нога тут, вторая там!

И подруги, ни слова ни сказав Смайлу, вскочили из-за столика и унеслись прочь. Поднятый ими ветерок еще пошевелил листы уголовного дела, забытого подругами в кафе. А потом стих и он. И когда вернулся Смайл, то он смог лишь с недоумением оглядеться по сторонам, не видя ни своей жены, ни ее подруги.

Глава 17

Тетя Люся помощь подруг приняла охотно и с радостью. Хотя сначала и отнекивалась, но было видно, что тяжелые пакеты изрядно оттянули ей руки. И пожилая женщина будет рада, если ее от этой обузы избавят.

– Я уже не в том возрасте, чтобы с легкостью тягать по десять кило в каждой руке.

– Что же вы тут накупили такого?

– Да так, – скромно отозвалась тетя Люся. – Все по мелочи. Моющие средства и все такое прочее.

Все такое прочее было несколькими баночками икры, палочкой сырокопченой колбасы, оливками, миногами и еще множеством вкусностей в ярких, нарядных и наверняка очень дорогих упаковках. Кроме того, в пакетах было три бутылки. Одна с коньяком двадцатилетней выдержки. Ритка даже примерно не могла представить себе его рыночную стоимость. Что-то заоблачное из области фантастики. Сухое мартини и отличное сладкое десертное вино из Лангедока.

– Что-то празднуете, тетя Люся?

– Решила саму себя побаловать.

Ритка недоумевающе покачала головой. Даже хлеб тетя Люся купила самый дорогой, свежевыпеченный, с аппетитной сырной корочкой и с заманчивыми вкраплениями кусочков ветчины и кедровых орешков. Раньше тетя Люся позволяла себе свежий нарезной батон или кирпичик столичного. И утверждала, что лучше них ничего и быть не может.

И с чего вдруг такие разительные перемены во вкусах?

– Тетя Люся, а у вас все в порядке?

– Конечно. А почему ты спросила, девочка?

– Может быть, у вас кавалер завелся?

– Вот уж нет! Зачем он мне в моем-то возрасте?

– Да какой там у вас возраст!

– Ах, что ты, милая, я уже совсем старушка!

– Не выдумывайте, тетя Люся. Вы у нас еще в самом соку.

– Да все равно кавалеров-то нет. Вот был у меня один на примете, да и тот…

– Вы про нашего дядю Борю говорите?

– Про Борю, – печально вздохнула тетя Люся. – Да, про него.

– А вы с ним близко общались? Может быть, он вас и замуж звал?

– Звал, – как-то уж совсем тоскливо произнесла тетя Люся. – Шутил, оказывается. А я-то дура…