Дай мне руку, брат

– Лаплан? – Желязны побледнел. – Значит, комендантская рота, тогда под Леснинском на самом деле видела его взлет, – Феликс подошел к окну, – и это не плод их фантазии, дабы списать на что-то неудачу в задержании человека, выкравшего документацию. Что ж, …у них есть лаплан. Черт побери, должны же они его где-то прятать?

– Я распорядился найти и прочесать все ангары заброшенных военных городков и баз, благо список их и точные координаты имеются. Гунич отрядил на это дело по два батальона СОЛОДа в каждой области, моторизировал и вооружил их как надо. Сорок минут назад они начали операцию. Если не сильно помешают партизаны…

– Партизаны?! Ваш Гунич, уж простите, Валентин Анатольевич, просто профан, если до сих пор с таким аппаратом не смог найти базы «Бацькаўшчыны» и «Ваўкоў». Такие большие формирования нелегко спрятать. Но, – Желязны отвел взгляд от окна и, повернувшись, продолжил, – меня сейчас больше беспокоят некие «дедушки», иногда входящие в контакт с вашими подчиненными.

– Зеленько рассказал?

– Да, Валентин Анатольевич, вынужден был рассказать. Мне и спрашивать не нужно. Я запечатлел в памяти след энергетического поля, оставшегося в мозгу мистера Зеленько после контакта со «стариком». Что ж, теперь выбирайте, или вы расскажете мне все, что знаете об этом, или мне придется неким насильственным способом войти и в ваше подсознание и все прочесть самому? Знаете, подобные вещи отнимают очень много сил и отвлекают от концентрации сознания. Мне бы не хотелось сейчас отвлекаться, слишком много сегодня прорисовалось отрицательных векторов информации. Итак…

– Это происходит, – доверительным тоном, будто рассказывал врачу о курортном романе, приведшем к гонорее, начал повествовать Пристрек, – со многими, вернее с некоторыми. Это странно, загадочно, пугающе. Эти дедушки появляются из ниоткуда и пропадают безследно, поучая, наставляя, а порой просто ругая тех, с кем разговаривают.

– И что? – Феликс болезненно скорчил физиономию, и стал массировать занывшие суставы рук.

Это заставило Пристрека прерваться.

– Что случилось, мистер Желязны?

Феликс недовольно откашлялся:

– Давние болячки. Можете считать это «подарком» из какой-то из моих прошлых жизней. Это у меня …с детства. Чуть посильнее психологическая или физическая нагрузка, и любая рука запросто может выскочить из сустава. Все бы ничего, так они еще и ноют в определенные периоды времени.

– Может, врача?

– Я снабдил Зеленько нужными адресами и номерами телефонов моих знакомых белорусских светил медицины. Вы не отвлекайтесь…

– Так вот, – Пристрек, выражая нервоз, стал комкать в руках бумажную салфетку, – становится страшно, стоит только представить Силы, которые за ними стоят.

– Хм, – криво ухмыльнулся Желязны, – вам страшно? А пробовали вы хотя бы предположить, что за ними вообще никто не стоит?

Глава 3

Бог мой, маки. Целое поле маков. Горы будто сошли с ума. Ранее серые, безжизненные, неприглядные, ныне щедро светились влево голубым, вправо розово-фиолетовым, а в центре кроваво красным. И везде сочно, нежно и жизнеутверждающе проявлялась зелень. Да разве глядя на все это великолепие могут возникать некие ассоциации с опиумом и наркодилерами? Верно – нет.

Впрочем, и то, что поля цветущих маков не так безопасны тоже было видно невооруженным глазом. У самого края этого красного озера, в том месте, где оно обрывалось у пропасти, лежал черный, полуразложившийся труп мелкого животного. В другое время в скудных пищей горах Ирана его мясо не залежалось бы, став лакомством для кружащихся в высоте птиц, а так даже они не рисковали приближаться в этот утренний час к росным маковым полям. Смердящий комок шерсти, чернел, будто напоминание всем - в этом райском месте легко уснуть, но очень трудно проснуться…

Краем макового поля шел человек. Горная тропа спускалась вниз и уходила под острый выступ. Отвалившись тысячи лет назад от скалы, он нависал, как застывший на полпути, огромный, окаменевший шлагбаум.

Путник остановился. Что-то привлекло его внимание. Сделав несколько шагов к основанию каменного «зуба», он вдруг согнулся и стал рассматривать цветы. Без сомнения, любой из его земляков, которому так же бы довелось обратить на них внимание, посчитал их не более чем странными, синими гвоздиками, но он, Асид Фарахани, закончивший в 1989 году закрытую кафедру Ленинградского «Военмеха» имени Устинова точно знал: эти цветы растут в России и называются «васильки».

«Надо же…, – рассуждал, умиляясь увиденному ныне уже не студент, а главный военный советник Президента, – как они сюда попали? Кто знает, а может быть, они растут и в наших краях, просто я никогда не обращал на них внимания?»

И в самом деле, в неспокойной стране, где сошлись интересы многих сильных мира сего ему, человеку, ответственному за все секреты обороны Ирана, есть ли время бродить в полях и отыскивать какие-то васильки?