Дай на прощанье обещанье

– Тебе что, жалко?! – срубала наповал Верочка.

– Да мне-то не жалко!

– А не жалко, значит, не мешай. И людям праздник. И мы вроде как радуемся. А если ты из-за денег, так я с пенсии отдам, – обещала Вера Павловна мужу и уходила на кухню листать календарь. – Нехорошо, Коля.

Коле после ее слов становилось стыдно, и он с повинной тащился в кухню, предлагая купить все, что требуется по списку.

– Не надо, – поджав губы, отказывалась Верочка и, словно в никуда, добавляла: – Пусть мама сходит. Или сама я. Хоть ноги у меня и больные, но все вытерпят! Перед гостями лицом в грязь не ударю, не дождешься!

– Ты, главное, приготовь, – шел на попятную Кукуруза и доставал из-под мойки авоськи.

– Много ты в них принесешь! – как бы между прочим роняла Вера Павловна, а потом, не выдержав, давала список и выволакивала из темнушки рюкзак.

– Не много?

– А ты что, только на праздник, Коля, ешь?

Николаю Алексеевичу приходилось признаваться, что, конечно, не только на праздник, и вопрос решался положительно: рюкзак, «всего досыта» и чтоб перед гостями не стыдно.

Вторая неприятность, которой Верочка старалась избегать, – это встреча с одноклассниками. Почему-то в классе ее не любили, считая глупенькой и недалекой, в то время как она была открытой, простодушной и неуемно веселой. Среди бывших соучеников она признавала лишь Юрку Генералова, влюбленного в нее с первого класса.

– Гаврикова! – обращался он к ней по телефону и в очередной раз предлагал: – Выходи за меня замуж. Хоть фамилия у тебя будет приличная – Генералова, а то смех один – Кукуруза.

– Ты на себя посмотри, – хихикала Вера Павловна в трубку. – Кто на тебя позарится?! Ты ж лысый! Как с тобой Маруся-то живет?

– Хорошо живет! – клялся Генералов. – Светло ей со мной.

– Лысина светит? – заигрывала с ним Верочка.

– Ты на лысину-то не смотри, – кокетничал одноклассник.

– А куда ж мне смотреть?

– Смотри, куда надо! – хохотал Генералов, а потом неожиданно замолкал и скомканно, чтоб потом быстро бросить трубку, добавлял: – Слышишь, Вер, ты, если того, разведешься со своим-то или он тебя бросит, ко мне переходи…

– С ума сошел! – кричала в ответ Вера Павловна. – Это при живой жене-то!

– С Марусей я решу, если что, – обещал Юрка и торопился закончить разговор.

– Решит он! – возмущалась Кукуруза, но при этом улыбалась во весь свой морковный рот. – Решальщик!

После коротких разговоров с Генераловым Верочка надевала таинственное выражение лица и носила его до Колиного прихода, останавливаясь у зеркала, перед которым взбивала свои жидкие кудри и поправляла на груди всенепременную жемчужную нитку.

– Генералов звонил, – не могла она удержаться и, как бы между прочим, сообщала об этом Николаю Алексеевичу, едва переступившему порог своего дома.

– Здоров? – с готовностью отзывался Кукуруза.

– Здоров. Чего ему станется?

– Маруся у него болеет.

– Чего с ней?

– Возраст, – разводил руками Николай Алексеевич.

– Да она всего на год старше меня, – отказывалась принимать во внимание мужнины слова Верочка.

– При чем тут это?

– При том, – обрывала его Вера Павловна и гремела кастрюлями, всем своим видом показывая, что слышать ничего об этом не желает.

Зато когда Маруся Генералова умерла, Верочка наотрез отказалась общаться с ровесницами, ограничив свой круг младшей по возрасту Лидусей Масловой, соседкой из квартиры напротив, с которой ее связывала многолетняя дружба и общие проказы.

– О чем мне с ними разговаривать? – жаловалась Кукуруза невестке и горестно добавляла: – Пока молодыми были, не больно-то разговаривали, а теперь и совсем не хочу. Старухи!

Все остальные неприятности Вера Павловна отметала с легкостью, отказав им в мало-мальской значимости.

– У тебя сердце! – напоминал ей Николай Алексеевич, долго переживавший первый инфаркт супруги.

– У всех сердце, – парировала жена.

– Беречься надо, – беспокоился о ней Кукуруза.

– От жизни разве убережешься?!

– Не от жизни, Вера, от себя самой: на ночь не есть, жирное ограничить, больше двигаться…

– Неизвестно еще, кто кого переживет, – бунтовала Верочка и рассасывала валидол, пока никто не видел.

И была права: Коля ушел первым.

Следом за ним – его безропотная теща, маленькая и сухонькая баба Катя, имевшая удивительную способность оставаться незамеченной даже на приеме у врача.

Вера сочла уход близких несправедливым и объявила покойникам бойкот, объявив их предателями. А как же по-другому можно было назвать их, разрушивших столь милый для Верочки миропорядок? И не то чтобы со смертью Коли она разлюбила праздники. Нет, просто рядом с ним, в руках которого дребезжала переполненная рыночной провизией сумка на колесиках, Вера Павловна особенно остро ощущала полноту самой, как ей казалось, творящейся жизни. И ей это нравилось, и радость кормилась с ее ладони, как прирученная птица.

Если раньше Верочка могла хохотать до упаду, припомнив какой-нибудь забавный случай из их с Колей прошлого, то теперь она, лениво хихикнув, только добавляла: «Да-а-а, было… И не такое бывало!» – а потом умолкала и механически переворачивала страницы старого альбома с семейными фотографиями.