Дай на прощанье обещанье

– Может! – обрывает его Елизавета на полуслове. – Все не то. Весь Ленинский прошла, а без толку. Только время потеряла.

– Не расстраивайся, лапуля. Найдем.

Елизавета красноречиво смотрит на выспавшегося мужа и язвительно поправляет:

– Не найдем, а найду.

– Хорошо. Найдешь, – спешно соглашается тот и зовет ее ужинать.

– Не буду, – отказывается Елизавета и смотрит на свое отражение в зеркале высокой, под потолок, полированной стенки.

– А я буду, – бормочет супруг и скрывается в кухне.

– Чай будешь пить – позови, – говорит ему жена и указательными пальцами поднимает краешки бровей, отчего глаза становятся раскосыми, лицо приобретает удивленное выражение и кажется немного моложе.

«Чего я хотела-то?» – сосредоточенно размышляет Елизавета, разглядывая себя в зеркале. Так и не найдя ответа, она открывает дверцу стенки и внимательно смотрит на содержимое шкафа, невынимаемое годами. «Вспомнила! – Елизавета легко хлопает себя по лбу. – Тряпки надо достать, завтра стены штукатурить будут в кабинете. Опять грязищу разведут».

Перед нею пестрели какие-то пакеты, некомплектное постельное белье, специально оставленное «на тряпки», коробки с обувью. На всякий случай Елизавета приподнимает крышку одной из них и заглядывает вовнутрь.

– Все равно носить не буду, – бормочет она себе под нос и рывком вытаскивает коробку. Внимательно осмотрев похороненные в ней туфли, Елизавета сваливает коробку в угол, где копится мусор в ожидании полной ликвидации.

– Господи, сколько же барахла накопилось! – продолжает она начатую ревизию. – Все повыкидываю после ремонта, все равно не пригодится! – разговаривает Елизавета сама с собой, ощупывая спрессованные вещи.

Встав на цыпочки, она пытается дотянуться до самой верхней полки, где аккуратно уложены свертки с тряпками, переданные мамой для «технических нужд» во время ремонта. Часть из них – из «бабушкиного сундука». Елизавета это знает точно, потому что в прошлый свой приезд сама маму об этом просила. Оставь, мол, когда сундук разбирать будешь…

Сразу достать хотя бы один из свертков не получается: Елизавета плюхается на пятки, а потом все-таки вытаскивает из утрамбованной кучи первый попавшийся под руку пакет. В нетерпении она разрывает его и обнаруживает разномастное белье. Надо бы отвезти на дачу, думает Елизавета и пытается засунуть пакет обратно. В результате чего с верхней полки падает соскользнувший от неверных движений сверток и больно ударяет по плечу.

– Прилетела! – доносится до нее в этот момент возглас мужа. – Лапуля, опять сорока прилетела. Может, ей выкинуть что-нибудь?

Елизавета, забыв про приметы, потирает ушибленное плечо и отрешенно рассматривает упавший на пол сверток.

– Иду, иду! – кричит она мужу, думая, что тот приглашает ее пить чай. – Сейчас!

Но вместо этого присаживается на корточки, завороженно глядя на лежащий на полу пакет. Знакомая бумага. Оберточная, пожелтевшая от времени. Местами протершаяся под грубой бечевкой.

Елизавета ловко развязывает узел и пытается развернуть сверток. Он несколько раз переворачивается вслед за движением бечевы и, словно нехотя, приоткрывает свое пахнущее нафталином содержимое. Чувствуя странное томление, Елизавета раскрывает сверток до конца и замирает: там белоснежный тюль. На внутренней стороне оберточной бумаги каллиграфический бабушкин почерк:

«15 июня 1983 года. Отрезано 1,5 метра. Обновить шторы в кухне. Остаток – 11 метров».

«8 декабря 1983 года. Отрезано 3 метра. В зал Ляле. Остаток – 8 метров».

«15 июня 1989 года. 8 метров. Отдать Лизаньке».

Сейчас – 2012-й.

Стоящая на коленях Елизавета прижимает к груди пропитанный запахом бабушкиного сундука сверток и плачет навзрыд от навалившихся воспоминаний: бабушка в синем пальто, вокруг шеи – зеленый в белый горох шарфик…

– Что?! Что случилось?! – бросается к ней перепуганный муж и опускается рядом на колени.

– Вот тебе и сорока! – улыбается сквозь слезы Елизавета, и голос ее рвется почти на каждом слове. – Говорила же – к вестям.

Супруг, ничего не понимая, смотрит на протянутый сверток.

– Сорока! – всхлипывая, произносит она и дрожащими губами шепчет: – Вот он, бабушкин подарок. Хочешь – верь, хочешь – не верь.

Сами разберемся…

Пожалуй, а то и наверняка, во дворе ее не любили. И было за что. Уж больно много о себе воображает. Подумаешь, сын у нее майор, а внучки – отличницы. А то мы не видали этих майоров! Мы и генералов видали. И полковников. А уж отличниц этих полный двор: в любом подъезде, да и не одна!

– Хоть сто! – надменно произносила Зоя Семеновна и спокойно шествовала к подъезду с крыльцом, ступени которого были рассчитаны на шаг, не характерный для среднестатистического человека. Уж очень высоки: на каждую вставать приходится сначала одной, потом другой ногой. Иначе не подняться. И так – раз пять. Пока залезешь, всю обсмотрят и в спину чего-нибудь пожелают.