Дай нам шанс. Ты не пожалеешь!

Глава безопасности подошел к мужчине, хлопнул дружественно того по спине и шутливо спросил:

— Если дерьмовый, значит можно уже и не торопиться?

— Можно не торопиться, но приехать нужно в любом случае, — скривился врач.

— Александра, Влад, познакомьтесь. Алексей Иванович Гром — заведующий неврологическим отделением, по моей просьбе он лично наблюдает вашего отца, — мы с братом синхронно кивнули в знак приветствия. — Леш, обрисуй ребятам всю картину, пожалуйста. Только краски не сгущай, как ты любишь это делать обычно.

— А ты так делать не любишь, а, Олежа?

Примерно минут пятнадцать мы слушали неутешительные диагнозы, половину из которых я просто не понимала, а другую пыталась переварить, не успевая за последующим ходом мыслей заведующего.

— Что нам делать сейчас? Чего ждать и опасаться? — задал конкретные вопросы Влад, тоже пребывая в нехилом загрузе.

— Завтра утром мы выведем его из медикаментозной комы, дальше будем действовать по ситуации. Возьмем анализы, сделаем повторно МРТ, проверим двигательные и речевые механизмы. Рано пока делать выводы, пострадали ли какие-то отдельные участки головного мозга. На счет других органов тоже не все так радужно, его бы по-хорошему после больнички в реб. центр, чтобы не приведи господь не было повторения. А что вы на меня так смотрите? Следующий раз он просто может не пережить, извините за такие подробности. Он же просто спивается, не выдерживает ни цнс, ни другие органы.

— Хорошо. Мы вас поняли, — скупо ответил брат, потирая переносицу, что говорило о его крайней задумчивости.

Он делал так всегда, сколько я себя помню.

— В общем, можете сейчас зайти ненадолго в реанимацию, 5 минут — не больше. Завтра я позвоню Олегу и сообщу, когда можно будет приехать и навестить больного.

— А…?

— Александра, да? — я всхлипнула, размазывая сопли по лицу. — Я понимаю, это тяжело. Но ваши слезы никому из лиц здесь присутствующих сейчас не помогут. Успокойтесь, пожалуйста. Иначе я буду вынужден пустить в реанимацию только вашего брата. Мы правда сделали все возможное, даже больше, но я не Господь Бог. Дальше все зависит от того, хочет ли он вообще бороться. И будет ли прилагать хоть какие-то усилия, чтобы выкарабкиваться и восстанавливаться.

— Саш, успокойся, я рядом. Мы справимся, — Влад стоящий до этого в стороне, подошел и крепко прижал плачущую меня к себе. Так сильно, что я почти поверила.

Краем плачущего глаза я заметила, что Державин передал Олегу мою дочь, а сам отвел заведующего в сторону, тихо о чем-то с ним беседуя.

В целом, я думаю, что все закончилось не так уж и печально. Он не умер. Не умер. Это ведь самое главное? А с остальным мы справимся. Справлялись же как-то все это время.

Или не справлялись. Нашей семьи давно нет. Остались лишь отдельные личности, связанные кровными узами. Ушло главное связующее звено — мама, с ней ушла целая эпоха. Эпоха любви, заботы и теплоты.

Я тащу на себе этот груз ответственности за отца. Тащу груз за свою собственную жизнь и жизнь Лизы.

Я взвалила на себя непосильную ношу, справляясь сама. Сама. Потому что? Потому что сильная. Не по своей воле я такой стала. Вынуждена. Просто блять.

И сейчас, оперевшись на плечо Влада, я поняла окончательно, что как раньше уже не будет никогда. Будет только сложнее, тяжелее и хуже. Каждый последующий год. Дистанция между нами всеми будет увеличиваться в геометрической прогрессии. Кто-то очень умный однажды сказал, что бесконечная отрицательность не уменьшается, если что-то вычитать.

Хотела бы я это изменить? Хотела бы. Дело в другом. Возможно ли это? Грамотная постановка вопроса действительно важна в данном контексте.

После посещения отца, осознала, что выжата максимально. С тех пор, как я видела его последний раз, появилось ощущение, что он постарел еще лет на пятнадцать.

Перед нами лежал не ровесник Державина, а исхудавший, бледный с огромными мешками под глазами, старик. Сердце дрогнуло на секунду, но я тут же отогнала чувство жалости к отцу. Оно ему ни к чему. До такого состояния он довел себя самостоятельно. Моей вины тут нет. Я была рядом, я пыталась дать ему чувство опоры, любви и заботы. Прекрасно понимая, что жену это ему не заменит, но я старалась. Вопреки всему. Не сбежала, как поступил мой брат. Осталась один на один с запойным отцом, беременная, без денег, поддержки и материнской любви. Я очень старалась. Но всему приходит конец. Моему состраданию он тоже пришел. Я выбрала себя и свою дочь. Он же выбрал этот путь. И получил то, что мы, его дети, имеем в итоге.

Самое важное сейчас — это верить и не терять надежду. Если он выкарабкается, я сообщу ему все, что думаю о нем и его силе воли. Которой, как оказалось, ровным счетом нет ни черта.

— Влад, куда тебя завезти? — спросил Артём, пристегивая сытую Лизу в детском сидении.

— Домой, если вам по пути. Если нет, то до ближайшего метро, — не стал наглеть мой брат, хотя на самом деле нам было по пути.

— Адрес?

— А что, мужчина моей сестры не знает, где она живет? — не упустил возможности съязвить Разумовский.

Я закатила глаза.