ДАЙ ОГЛЯНУСЬ, или путешествия в сапогах-тихоходах. Повести.

— Ну, дядя. Он...— поискала Наталья слово,— с ним никогда не скучно. Он... ну, необычный. Интересный.

— Ты от таких... интересных подальше бы держалась!— рассердился отец.— Интересный! Чем он тебе интересный?

— Он много знает. И он... Вот, знаешь, есть такие люди, которые остановились где-то и дальше уже не развиваются и не хотят развиваться...— излагала Наталья едва ли свою мысль.— Время идет, а он стоит там, где остановился когда-то и только и делает, что перебирает старое, а на новое и не посмотрит. Новое — оно не для него. Оно... ересь,— убежденно произнесла она.— А Аркадий не такой.

Дядя Аркадий,— механически поправил Иван.

— Ты что там несешь? — вовсе уже забеспокоилась Юля.— Наташа!

— А что— неправильно? Вот старики, например. Им все новое не нравится. И одеваются, мол, не так, и поют не то, а танцуют — как папуасы! И не старики тоже, бывает...

Иван смотрел не на Наталью, а на Юлю: теперь, мол, видишь?

— Остановись, Наталья!— повысила голос Юля.— Что ты такое говоришь?

Откуда было знать Наталье, к какой опасной, болезненной для отца с матерью теме она приблизилась!

— Кто тебя учит этому? — грозновато уже спросил отец.

— Иван, ну кто ее может учить? — защищала дочь Юля.— Они сами... Ты ведь помнишь, как умничают в десятом классе, сколько среди них будущих гениев, а на поверку — просто петухи.

— Я и сама так думаю,— фыркнула Наталья,— подумаешь!

— Иван,— переключила разговор на другое Юля,— скоро станция—может, что-то надо купить?

— Ма,— свесился с полки сын,— а какая станция?

— Кажется, Волховское.

— Сыроватино,— поправил отец,— пять минут стоим, ты что, хочешь, чтобы я остался?

— Я пить хочу,—сказала дочь.

— И я,—вторил Валерка,— па, купи...

Поезд замедлил ход. Иван, обувшись, вышел из купе. Юля выговаривала дочери:

— Прекрати ты эти многоумные разговоры — видишь ведь: папа раздражен.

— Он раздражен, а я при чем? Что я — молчать все время должна? Скучища!

— Ну хоть об Аркадии не говори — знаешь, что отец его не любит.

— А что с ним такое? Уже три дня не в себе. И ты тоже. Поссорились?

— Немного,— ответила мать.

— Папа не хотел сюда ехать? Пауза.

— Не хотел.

— А почему? Это ты настояла?

— Я.

— Ты здесь воевала, да?

— Да. В сорок втором — сорок третьем.

— Двадцать лет прошло,— сказала Наталья, глядя в окно.

— Ма,— позвал сын,— а там, куда мы пойдем, что-нибудь осталось? Ну, от войны?

— Не знаю. Все, наверное, осталось. Это ведь в самой глуши. Там болота непроходимые, гиблые места... Ой! Где папа?

Поезд тронулся, Юля бросилась к окну. Отворилась дверь купе, вошел Иван с тремя бутылками; две воды, одна пива.

— Чуть не опоздал,— ворчал он,— и сдачи не взял. С двух рублей...

Автобус, напылив, остановился на небольшой площади напротив сельмага. Из магазина вышел дед, приложил руку ко лбу козырьком, остановился рассмотреть, кто приехал. Выпрыгнул из автобуса парень и, не оглядываясь, заспешил по улице. Вышла, обтягивая платье, Наталья, соскочил Валерка, спустилась Юля, показался с двумя чемоданами Иван.

Автобус, пыля, укатил дальше, четверо остались на площади. Деревня словно вымерла. Только дед стоял у магазина, рассматривая приезжих.

Юля направилась к нему.

— Здравствуйте, дедушка!

— Здравствуйте.

— Скажите нам, где здесь живут Валенюки.

— Это Марья-то? Вон там. Покажу. А вы откуда? — Вдвоем пошли к остальным.

— Из Молдавии. Пошли,— обратилась к своим. —Дедушка проводит.

Дед и Юля зашагали впереди.

Дак ты воевала здесь, значит? — перешел уже на «ты» старик.

— Воевала.

Совсем еще девочка была?

— Семнадцать лет.

Помню, помню партизан. Люди о вас говорили много. Потом на вас каратели пошли... Вы и это знаете?

Мы здесь все знаем, все помним. А чем кончилось тогда? Сколько машин понаехало!

— Отступали мы. Гибли... Пробились.

— Гибли,— согласился дед.— Мы после хоронили ваших, там, в лесу... Вот Валенюки, их изба. Знакомая, что ли?

— Нет. В райкоме адрес дали. Мы здесь пожить собираемся.

— А что. Здесь хорошо. Зимой только скучно. А летом здесь хорошо. Воздух... Хоть, говорят, с собой увози. У нас он дарам...

Изба Валенюков была старая, позади избы пруд, наполовину покрытый ряской, над прудам склонились высоченные вязы. Хозяйка стояла у крыльца, всматриваясь в пятерых, идущих к ее избе.

— Гостей к тебе веду, Марья!—издали еще крикнул старик.

— Здравствуйте, Мария Ивановна!—сказала Юля, подходя.— Нас к вам Василий Никанорович послал. Пожить у вас хотим.

— А входите, входите,— заговорила, жадно переводя глаза с одного на другого, хозяйка,— входите, у нас места много, мы с Надей, с дочкой, вдвоем, входите, места нам всем хватит...

Вошли: сени, кухня с громадиной-печью, стол, деревянная длинная лавка у стены...

— ...входите, входите,— не переставала говорить Мария Ивановна,— старшая моя, Нина, значит, в городе живет, а мы с Надей здесь, вдвоем...— Вся она была движение — что-то поправит, что-то переложит с места на место, глянет туда, сюда...

Надя уже стояла в дверях кухни, разглядывая гостей,— хмуроватая, небольшого роста, крепкая девушка лет семнадцати.