Дай оглянуться… Письма 1908 — 1930

Здесь весна. На террасах кафэ es-café[860]. Твердая валюта. Продают бананы. И поют фокс о бананах. Словом, все в порядке. Скучновато только.

Если увидите Пильняка — сообщите ему, что вышла франц<узская> книга (Hirchwald’a), состоящая почти целиком из его, Пильнячьих, вещей. Заплатили ли ему?

Деньги в «Эпохе» получу. Насчет Альбрехта — бросьте! Это решительно, и только при этом условии я могу обращаться к Вам с просьбой об услугах. Не можете же Вы отвечать за какого-то прохвоста! Т. к. деньги «Эпохи» небольшие, думаю, лучше всего купить на них к<акую>-л<ибо> вещь и послать Вам с оказией. Напишите только что?

Сердечный привет от Любови Мих<айловны> и меня

Ваш Эренбург

Впервые.

281. Е.Г.Полонской

<Из Берлина в Ленинград,> 10/4 <1924>

Спасибо за письмо. Право, стоило ждать месяц. При хандре — такие письма медикамент. О шабесгое[861] — точно. Апокалиптический лихач. Притом, если б ты видела, как он между двумя пророчествами съедает котелок каши!..[862] Что касается Коктебеля, то место скверное: 1) Сам в виде эллина[863], 2) сколопендры, 3) болгары, 4) мангалки, 5) литераторы, 6) камса, 7) норд-ост, 8) коллекционеры камешек. Достаточно. Впрочем, м.б., я и чересчур субъективен. Во всяком случае, Тифлис много лучше. На Камчатке не бывал. Вообще засиделся. Как видишь, я еще в Берлине (жду ночь). Когда и куда поеду — еще не знаю. Скорей всего в Италию, потом в Бельгию. Я усиленно мечтаю о Мексике. Как ты сама понимаешь, мне совершенно необходимо побывать там[864]. Все надежды на президента Обрегона[865]. Я хочу, чтоб меня пригласили туда (это весьма серьезно). Но для этого должен выйти испанск<ий> перевод «Хур<енито>». Приходится ждать[866]. Что касается пьесы, то хвастаться нечего. 4 действия? А у меня 5! Вчера кончил. Называется «Нефть и любовь»[867]. Как видишь, я стал работать исключительно на горничных и курьерш. Это, право же, приятней, чем на «формалистов» из Зубовск<ого> Института[868]. Кстати о горничных: Шкловский врет. Плакала не горничная, а исключительно сам Шкловский, и то много лет спустя после того, как книга вышла. Горничная же таскала из его комнаты средство для ращения волос (дают овцам, чтобы стричь 3 раза в год) для своего любовника, от чего у этого кавалера выросли волосы между пальцами на ногах, а также сделался неслыханный запор. Он бросил горничную. И (тогда!) горничная действительно плакала. Это подлинная история pension’a Frau Marzahn. Почему ты читала пять понедельников сряду мои фельетоны?[869] Неужели ты думала, что я возьму на себя ответственность за результаты и стану возмещать расходы? Напрасно! Я и не такое могу загнуть.

Публика у вас в Питере хорошая[870]. Лучше всех Тихонов. Новая поэма его[871] мне показалась менее «всурьез» нежели «Юг». (Это и хорошо!) Вагинов — precieux[872]. Правда? А Шагинян в личном обращении чрезвычайно уютна. И совсем не страшная. Это ты меня зря пугала. «Джима Долл<ара>»[873] я не дочел. Здесь нет.

Некстати о Мар<ии> Мих<айловне Шкапской>. Она мне написала, что ее новая поэма — об электр<ическом> заводе Сименса и Шуккерта[874]. Ты же пишешь «об аборте». Как понять такое? На Сименса или на Шуккерта, а то и на обоих ложится страшная тень.

Вот и все проблемы. Засим просьбы: если тебе попадется что-либо в газетах или журналах обо мне — вырежь аккуратно и пришли. Наш общий бог продлит твои лета и т. д. Правда, это мне теперь очень нужно, причины и дипломатические и статья предполагаемая. Далее, когда встретишь Федина[875](привет ему), попроси прислать мне № 2 «Звезды»[876] и вообще не высылать журнал — неприлично. Далее, когда ты окажешься в помещении с телефоном (лучше всего в пятницу или в субботу с 11-1 ч.), позвони, пожалуйста, в редакцию «Посл<едних> Новостей» (той самой, где еженедельно погибает Европа и я), скажи возможно суровей, чтоб они немедленно выслали бы мне все №№, в которых были мои фельетоны, и впредь высылали бы регулярно газету. Я свинья, корыстнейший моветон и застарелый эксплуататор. Но ты все же не сердись на меня.

Что ты делаешь со своей пьесой? (Она для театра или для чтения?)

Мейерх<ольд> в ус не дует (вообще все пошли бриться и никто не дует — ужасно!). Ставит «Д.Е.»[877]. Я бессильно обливаюсь желчью. Как прошли гастроли Кам<ерного> театра в Ленинграде? Была ли ты? Пиши. О, лекарь… Целую

твой Ил.

Впервые — ВЛ. 2000. № 2. С. 242–244. Подлинник — собрание составителя.

282. М.М.Шкапской

<Из Берлина в Ленинграда 10/4 <1924>