Дай погадаю! или Балерина из замка Шарпентьер

Мне вдруг стало жаль волшебного камня, я ведь так ни разу и не воспользовалась его силой. Я бы хотела оставить его себе на долгую память, думала я, перебегая вокзальную площадь... Меня толкали люди, а по ноге била большая бутылка коньяка «Камю», которую я купила на остатки денег в круглосуточном магазине у метро.

«Я до сих пор хожу по Москве и ищу свое счастье... Когда уж наконец я найду его?» – запрыгивая в электричку, думала я.

На город спускалась ночь. Напротив меня сидела парочка – павлин и пава... Через проход играли в карты молодые мужики в темных очках, и я незаметно, как мне казалось, вытащила бутылку и бумажный стаканчик – просто у меня болела душа!

Я пришла в себя, лежа в луже, меня насухо облизывал незнакомый щенок с мохнатыми ушами... Я кое-как поднялась и огляделась... И как же я обрадовалась, когда обнаружила себя у реки, совсем неподалеку от дома! Как я попала в лужу, не знаю до сих пор... На руке у меня был намотан пакет, в нем лежал пустой кошелек с мелочью и ключи от халупы.

– Быть хозяйкой жизни не получилось, – объяснила я щенку заплетающимся языком. – Ну, пойдешь со мной? – наклонилась я к нему.

И мы побрели к дому по лужам, щенок бежал впереди, встряхивая мокрыми ушами и оглядываясь на меня, а я хромала следом и охала, потому что где-то посеяла свои серебряные босоножки...

Оказывается, выпасть из жизни на пять часов и обнаружить себя в теплой луже вблизи от дома и щенячьи глаза рядом и шершавый, как корчетка, щенячий язык, лижущий твой лоб, – это самое сумасшедшее счастье, испытанное мной за сорок лет.

– У меня шикарно, заходи и устраивайся, как дома! – Открывая дверь, я минут пять приглашала щенка внутрь, но он лег у крыльца и, положив морду на скрещенные лапы, закрыл глаза.

– Ну, ладно-ладно, не хочешь, я не настаиваю... Ты заходи иногда, – попросила я и, наскоро умывшись, завалилась спать, забыв закрыть дверь...

Чемодан

Уже вторую неделю шел дождь...

Уже вторую неделю мимо меня к остановке пробегал мокрый кот с поджатыми ушами и садился вместе со мной в маршрутку, чтобы доехать до вокзала «зайцем». Ни на меня, ни на остальных пассажиров кот внимания не обращал, а сразу прятался под самым дальним сиденьем и выползал оттуда, когда маршрутка резко тормозила в самом конце пути.

– Палыч, выручай, – попросила я начальника вокзала, когда узнала, что он раздает котят от кошки из зала ожидания.

– Тебе какого оставить? – спросил въедливый Палыч. – Черного? Или в дым?

– Только не рыжего, – предупредила я. – Рыжие – наглые.

– Откуда знаешь? У тебя оба мужа были брюнеты, – проворчал седой Палыч. – Ладно, будет тебе в дым, подрастет, и недельки через две забирай. Только сама приходи, а то я забуду!

– Устроилась? Какая умница... А чего не захотела ко мне? – через день заходил в секонд-хенд владелец двух чебуречных Сулейменов.

Брюки у него топорщились, а потная лысина источала мощный запах чебуреков.

– По личной протекции, – подбирался ко мне сбоку Сулейменов.

Я стремительно выходила на улицу под дождь и устало улыбалась оттуда, пока назойливый кавалер не покидал место моей временной дислокации.

Магазинчик поношенных вещей жался между трактиром «Дым коромыслом» и стриптиз-баром «Только для мужчин», но оба заведения начинали работать ближе к вечеру, поэтому с утра в секонд-хенде было немноголюдно.

Уже вторую неделю я торговала в нем с десяти утра и до восьми вечера. Старье отличного бельгийского качества поступало в магазин в тюках на вес, и продавала я его тоже на вес – всего два доллара за килограмм отменных тряпок. Обслуживание, как в супермаркете, – в бумажный пакет набираются вещи, потом их ставят на весы, я пробиваю чек, получаю деньги, и все.

– Сплошное удовольствие, а не работа, – шутил мой зять. – Только что-то ни души, как ни зайду!

«Сегодня утром вода уже стояла у крыльца... Надеюсь, мой дом не уплывет?» – глядя в окно на пузырящиеся лужи, раздумывала я, пока ехала на работу.

– Ну, кто, скажи, попрется в дождь за старьем? – ворчал хозяин секонд-хенда, которому я сдавала деньги каждый день в половине восьмого.

Как обычно, к вечеру я приканчивала бутылку коньяка и почти ничего не ела... Оказывается, если жить одной – ничего не нужно. Ни ужина, ни завтрака, только если немножко выпить...

В темноте рукава курток начинают шевелиться, словно в них сохранились частички душ людей, когда-то носивших их... Глупейшие души удачливых бельгийских баб – тощих и толстушек. Очень потешны джинсы, принявшие форму когда-то носивших их задниц. Парашюты отдыхают...

Я пью еще и оттого, что с приходом вечера меня одолевает уныние, оно вламывается в магазин, как насильник – ведь мне надо возвращаться в ту жалкую конурку, которая отныне мой дом... В этот пустой клоповник у реки, я все никак не привыкну, что теперь мой дом – конура.

И еще с началом дождей пол, кровать, стол – все в домике представляло одну сплошную лужу...