Дай-сан

Ронин сел, скрестив ноги.

К нему повернулось лоснящееся широкоскулое лицо с плоским носом; миндалевидные глаза придавали ему веселое, как будто смеющееся выражение, даже когда черты оставались неподвижными.

— Хоши меня зовут, воин.

Человек подал Ронину кусочек горячей еды — что-то из овощей.

Ронин взял его кончиками пальцев, глядя на пар, растворяющийся в ночи. У реки безостановочно квакали лягушки.

— Меня зовут Ронин, — сказал он. — Я не отсюда, не с острова.

— Это и так понятно. По твоему лицу, — заметил Хоши.

Он снял кусок овоща с палочки, отправил его в рот и начал медленно жевать, не отрывая взгляда от лица Ронина.

— Как… как называется это место?

Вопрос, казалось, сорвался сам.

Овальное лицо склонилось набок, широкие губы слизнули золу с плоских кончиков пальцев.

— Ама-но-мори, Ронин. Плавучее Царство.

Выдох Ронина слился с шорохами ночи.

Хоши на мгновение опустил глаза и подал ему еще один кусочек горячего овоща.

— Куда держишь путь?

— Я ищу буджунов.

— Ага, — рыбак понимающе кивнул. — Мне бы следовало догадаться.

Он ткнул палочкой в белую золу посередине костра.

— Что ж, лодку я починил и на заре отправляюсь вверх по реке. Могу взять тебя с собой. Во всяком случае, часть пути я тебя подвезу.

— Часть пути — куда?

— В Эйдо, конечно.

На рассвете мир сделался нереальным, таинственным и нездешним.

Жемчужный туман превратил пейзаж в картину на тонком трепетном холсте, написанную мазками в виде сливающихся точек. Хоши уверенно правил шестом длинную узкую лодку. С обеих сторон мимо них проплывали коричневые тростники. По высоким речным берегам росли нежно-зеленые и светло-коричневые деревья, а округлые склоны и леса чуть поодаль казались серыми обрывками сна наяву.

Воздух был прохладен и влажен. Хоши сильно отталкивался от дна быстрыми, размеренными движениями. Из прогалины в бамбуковых зарослях слева вылетел журавль с голубым оперением сероватого, приглушенного оттенка. Сырое хлопанье его крыльев растревожило лягушек, они возбужденно заквакали. Впереди, выше по реке, промелькнуло что-то серебристое, и зашевелились призрачные тростники.

Хоши стоял посреди кучи наловленной рыбы, бьющейся в воде, налитой им на дно лодки.

Ронин безмолвно сидел на носу, наблюдая за проявляющимися из тумана берегами; он старался не очень задумываться над бесчисленными вопросами, которые так и вертелись на языке. Он знал, что рыбак все равно не ответит на них, потому что он не был буджуном.

К его удивлению, восходящее солнце лишь прогревало туман, но не рассеивало его, и мир продолжал безмятежно плыть в зыбкой дымке — неподвижный мир, не проявляющий почти никаких признаков жизни. Становилось все жарче. Тихо жужжали насекомые, а низко нависшие над водой кружевные ветви плакучих ив время от времени заставляли его пригибаться.

После полудня они устроили привал под сенью раскидистого клена. Усевшись на скамью у кормы, Хоши достал нож с кривым зазубренным лезвием и принялся чистить и потрошить рыбу. Ронину он дал половину. Они ели молча, наслаждаясь тишиной и спокойствием, потом запили свой скудный Обед остатками рисового вина, припасенного Хоши.

Перед самыми сумерками Хоши направил лодку к правому берегу. Когда они закрепили лодку, Хоши разделал еще одну рыбину и завернул ее для Ронина в промасленную бумагу.

— Тебе идти на восток, туда, — показал он рукой. — По Кисокайдо.

Ронин поблагодарил его и отправился в указанном направлении. Он шагал по извилистой дороге, а туман из жемчужного становился бледно-зеленоватым, и мир сиял, подобно великолепному аметисту, повернутому к свету. Лес остался позади еще днем, когда они плыли по реке, и теперь перед ним расстилались роскошные нетронутые луга. Ронин принюхался, почуяв запах животного, и огляделся. Поблизости — никого, а вглядеться подальше мешал туман.

Становилось прохладнее. Путь пошел в гору; по мере увеличения крутизны подъема дорога начала петлять. Выступы обнаженных камней попадались теперь все чаще, из чего Ронин заключил, что Кисокайдо пробита сквозь монолитный гранит.

Поднявшись по горной дороге, петляющей по крутому склону, он оказался выше слоя тумана — посреди прохладной прозрачной ночи под беспокойным, затянутым облаками небом.

Начался дождь, очищающий и пронизывающий ливень, освежающий и бодрящий, стучащий по голым камням и мягкой земле, шелестящий в кустарнике вдоль дороги.

Пройдя еще немного вперед, Ронин увидел у качающейся сосны небольшой деревянный навес с тремя стенами. Строгая и чистая красота этого странного сооружения освещалась единственным фонарем из промасленной бумаги, висевшим внутри. Потоки воды несли черную грязь вниз по склону, узкая дорога раскисла, и Ронин очень обрадовался, обнаружив укрытие.

Подойдя поближе, он рассмотрел, что фонарь подвешен не на балке под крышей, как ему показалось сначала, а закреплен на боку серой в яблоках кобылы, спящей стоя в углу. Возле нее уютно примостился человек в широкой соломенной шляпе, покрытой капельками влаги; с ее краев еще капала вода.