«Отлично, – сказал он опять. – Для врача нет более полного удовлетворения, чем довести несведущего человека до полного ужаса, а потом вернуть ему спокойствие. Конечно, у Элиота контакты в мозгу нарушены и перепутаны, но те несоответственные поступки, на которые он, из-за короткого замыкания, переключил свою сексуальную энергию, не так уж предосудительны». – «На что же он
Мушари так расстроился, что от огорчения громко чихнул.
7
У Элиота все больше тяжелели веки, но он пытался дочитать роман
Дальше он прочитал, как невеста этого самого агента по рекламе мыла соблазняла папашиного шофера. Первым делом она игриво откусила пуговицу с его форменной куртки. На этом месте Элиот заснул крепчайшим сном.
Телефон прозвонил три раза.
– Фонд Розуотера. Чем могу помочь?
– Вы меня не знаете, мистер Розуотер, – сказал раздраженный мужской голос.
– А кто вам сказал, что это имеет значение?
– Я ничтожество, мистер Розуотер, я хуже всякого ничтожества.
– Видно, Создатель тут допустил ошибку?
– Да. Зря он меня создал, ошибся.
– Вы правильно выбрали, кому пожаловаться.
– Что это у вас за учреждение?
– А как вы про нас узнали?
– Увидал в телефонной будке наклейку – такая черная с желтым. А там написано: «САМОУБИЙЦА, НЕ ТОРОПИСЬ ПОКОНЧИТЬ С ЖИЗНЬЮ. ПОЗВОНИ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ УБИВАТЬ СЕБЯ, В ФОНД РОЗУОТЕРА!» – и ваш номер телефона.
Такие наклейки были налеплены почти на всех задних стеклах легковых машин, на кузовах грузовиков добровольной пожарной бригады.
– А знаете, что написано там, в телефонной будке, карандашом?
– Нет.
–
– Вы в наших краях чужой?
– Я во всех краях чужой. А у вас тут что? Секта какая-то? Новая религия?
– Я лично вдвойне умудренный баптист-детерминист.
– Что, что?
– Я так отвечаю, когда кто-нибудь настаивает, что я, вероятно, проповедую какую-нибудь религи. А такая секта и вправду существует, и, вероятно, люди они хорошие. У них принято омывать друг другу ноги, и денег их пастыри ни от кого не берут. А я тоже ноги себе мою, а денег ни у кого не беру.
– Не понимаю я вас, – сказал голос.
– Да я шучу, чтобы вы не дичились меня, не подумали, что со мной надо говорить только всерьез. Кстати, вы сами случайно не из этих баптистов-детерминистов?
– Упаси бог, что вы!
– А ведь их сотни две, не меньше, и вполне возможно, что когда-нибудь я скажу одному из них то, что я вам сейчас наболтал. – Элиот отпил глоток виски. – Очень я этого боюсь и знаю, что так и будет.
– Что-то голос у вас нетрезвый. Слышал, как вы чего-то хлебнули.
– Пусть будет так. Но все же, чем я могу вам помочь?
– Да
– Правительство.
– Что, что?
– Если я не служитель церкви и все же стараюсь удержать людей от самоубийства, значит, я, очевидно, представитель правительства. Логично?
Голос что-то пробормотал.
– Или же Общая жилетка – плачь в нее, кто хочет.
– Вы, кажется, сострили?
– Я-то знаю, сострил я или нет, а вы сами догадайтесь.
– Может, по-вашему, остроумно и наклейки писать насчет тех, кто решился покончить с собой?
– А вы
– Ну и что?
– Не стану вам приводить два неоспоримых довода, почему стоит жить, не стану рассказывать, как я это открыл.
– А что же вы станете говорить?
– Прошу вас назвать какую-нибудь очень скромную сумму, за которую вы согласились бы прожить еще неделю.
Голос молчал.
– Вы меня слышите? – спросил Элиот.
– Слышу.
– Но может быть, вы и не собираетесь покончить с собой? Тогда, пожалуйста, повесьте трубку – телефон может понадобиться и другим людям.
– Мне кажется, вы сумасшедший.
– Но покончить с собой собираетесь вы, а не я.
– А что, если я вам скажу, что и за миллион не соглашусь прожить еще неделю?
– Я вам отвечу: – Ну и помирайте! Попробуйте попросить тысячу.
– Ладно, за тысячу.
– Ну и помирайте! Спустите до сотни.
– Давайте сотню.
– Вот теперь договорились. Зайдите к нам в контору. – Элиот назвал свой адрес. – Собак у пожарной части не бойтесь, – добавил он, – они кусаются, только когда завоет сирена.