Дай вам Бог здоровья, мистер Розуотер

– Да брали уроки у адвокатов. Консультировались у специалистов по налогам, у биржевиков. А родились мы настолько близко к этому Потоку, что и мы сами, и поколений десять наших потомков могут хоть захлебнуться в этом богатстве, запросто черпать оттуда деньги ковшами, ведрами, чем угодно. А нам все мало, приглашаем специалистов, а они нас обучают, как пользоваться акведуками, плотинами, затонами, резервуарами, механическими ковшами, рычагом Архимеда. И к нашим наставникам тоже течет богатство, а их дети тоже платят, чтобы их научили, как вылакать денежек побольше.

– А я и не подозревал, что лакаю деньги.

Но Элиот так увлекся своими обобщениями, что отвечал отцу как-то бесчувственно, мимоходом:

– Оттого, что лакаешь с самого рождения. Такой человек не понимает, когда бедняки про нас говорят: «Вот налакался!» – не поймет, если при нем скажут: «Деньги текут рекой». А ведь многие утверждают, что никакого Денежного Потока нет. А я, как их услышу, всегда думаю: «Бог мой, какая наглая ложь, какая безвкусица!»

– Ты меня радуешь – заговорил о хорошем вкусе, – съязвил сенатор.

– Неужели ты хочешь, чтобы я снова слушал оперы? Неужели ты хочешь, чтобы я построил образцовый особняк в образцовом поселке и опять ходил на яхте с утра до вечера?

– Кому какое дело, чего бы я хотел…

– Допустим, что живу я сейчас не в Тадж-Махале. А почему мне жить хорошо, когда другие американцы живут так скверно?

– Может быть, перестань они верить во всякую чепуху, вроде твоего Денежного Потока, да возьмись как следует за работу, они и жить стали бы не так скверно.

– А если нет Денежного Потока, откуда же ко мне каждый день притекает десять тысяч долларов? Хотя вся моя работа – дремать да почесываться и еще изредка отвечать на телефонные звонки?

– Пока еще у нас в Америке каждый может нажить капитал.

– Конечно, лишь бы еще смолоду кто-то показал ему, откуда деньги льются рекой, разъяснил, что честным путем ничего не добиться, что настоящую работу лучше послать к чертям, забыть, что каждый должен получать по труду и всякую такую ерундистику, и просто подобраться к Денежному Потоку. «Иди туда, где собрались богачи, заправилы, сказал бы я такому юнцу, поучись у них, как обделывать дела. Они падки на лесть, но и запугать их легко. Ты к ним подольстись как следует или пугни их как следует. И вдруг они безлунной ночью приложат палец к губам – тише, мол, не шуми, и поведут тебя во тьме ночной к самому широкому, самому глубокому Денежному Потоку в истории человечества. И тебе укажут, где твое место на берегу, и выдадут тебе персональный черпак – черпай себе вволю, лакай вовсю, только не хлюпай слишком громко, чтобы бедняки не услыхали…»

Сенатор крепко выругался.

– Что ты, отец, зачем ты так? – Голос Элиота прозвучал очень ласково.

Сенатор выругался еще крепче.

– Почему в наших разговорах каждый раз возникает такая горечь, такая напряженность? Я так тебя люблю.

– Ты похож на человека, который встал бы на углу с роликом туалетной бумаги, где на каждом квадратике написано: «Я вас люблю». И всякому, кто бы ни прошел, выдавал бы такой квадратик с надписью. Не нужна мне твоя туалетная бумажка.

– Не понимаю, какое тут сходство с туалетной бумагой?

– Пока ты не бросишь пить, ты вообще ничего не поймешь. – Голос сенатора дрогнул. – Передаю трубку твоей жене. Ты понимаешь, что ты ее потерял? Понимаешь, какой она была прекрасной женой?

– Элиот?.. – испуганно, чуть слышно окликнула его Сильвия.

Бедняжка весила не больше, чем подвенечная фата.

– Сильвия. – Голос звучал суховато, твердо, без волнения. Элиот писал ей тысячу раз, звонил без конца. И сейчас она с ним впервые заговорила.

– Я… я понимаю, что вела себя нехорошо.

– Зато вполне по-человечески.

– А разве я могла иначе?

– Нет.

– А кто мог бы?

– Насколько я понимаю, никто.

– Элиот…

– Да?

– Как… как они все?

– Здесь?

– Везде.

– Прекрасно.

– Я рада.

Пауза…

– Если я начну расспрашивать про… про кого-нибудь, я заплачу.

– Не спрашивай.

– У кого-то родился ребенок?

– Не спрашивай.

– Ты, кажется, сказал отцу, что кто-то родил.

– Не спрашивай.

– У кого ребенок, Элиот? Скажи, я хочу знать.

– О Господи Боже, не спрашивай.

– Скажи, скажи мне!

– У Мэри Моди.

– Близнецы?

– Ну конечно.

И тут Элиот выдал себя с головой: он явно не питал никаких иллюзий насчет тех, кому посвятил свою жизнь.

– И вырастут они, наверное, поджигателями, – добавил он, так как семейство Моди славилось не только частым рождением близнецов, но и преступными поджогами.

– А малыши славные?

– Да я их не видел, – сказал Элиот раздраженным тоном, которым он не говорил с ней при других.

– А ты им уже послал подарок?

– С чего ты взяла, что я все еще рассылаю подарки? – Речь шла о том, что Элиот обычно посылал в подарок каждому новорожденному в округе акцию одной из своих машиностроительных компаний.

– Разве ты больше ничего не посылаешь?

– Ну посылаю, посылаю. – По его тону было слышно, как ему это осточертело.

– Голос у тебя усталый.

– Телефон плохо работает.

– Расскажи, какие у тебя новости?

– Моя жена по совету врачей разводится со мной.

– Неужели нельзя обойти эту новость?