Даймон

По поводу же дележа портфелей в столь любезном Вам «Всемирном Правительстве» от суждения воздержусь. Разве что предложат должность министра по отстрелу министров. Наша миссия — миссия самурая из фильма Куросавы. Деревня спасена, самурай уходит, не оглядываясь… Или нам этого мало?

Как Вам диски, которые я Вам передал? Успели оценить? Жаль, не хватает времени, чтобы закончить шестой. Поистине: обступили мя тельцы тучные мнози.

Дорожка 10 — «Рай»

Исполняет Алексей Хвостенко («Хвост»).

(3`12).

Первое исполнение знаменитой песни. Больше достоинств у этой записи нет, слушать «Хвоста» всерьёз трудно. Он хрипит, но, увы, не так, как Вэйтс. И все мимо нот, мимо нот…

Воскресенье, 17 августа 1851 AD. Восход солнца — 7.27,

заход — 17.22. Луна — III фаза, возраст в полдень — 19,7 дня.

С прибытием нашим в Талачеу, привычный и несколько монотонный ритм караванной жизни, от стоянки, до стоянки, от одного вражеского налёта до следующего, сменился неким подобием подзабытого бытия в крупном цивилизованном (!) городе. Талачеу — столица, центр большой округи, к тому же место пребывание главы государства. Разница же цивилизаций, здешней и европейской, заключается лишь в форме, но отнюдь не в содержании.

На местном рынке торговцы гортанными криками подзывают покупателей, отчаянно торгуются и норовят обмануть. Стража бродит по улицам, задерживая «подозрительных» (военное положение!), вечерами можно увидеть немало пьяных (!!!), а возле рынка легко обнаружить тех, кого мой Даймон называет «бомджи». И в довершение всего местная «светская» жизнь кипит, словно в центре Парижа.

С последним довелось столкнуться лично, ибо мы с мистером Зубейром были званы на приём к рундо. Отказываться, естественно, не следовало. Пришлось, оставив Мбомо улаживать хозяйственные дела, переодеться (а говорят, приличный костюм в дебрях Африки не нужен!), привести в порядок мою «библейскую» бороду, а заодно захватить подарки. К счастью, мой коленкор здесь весьма ценится. Европейские ткани в Талачеу не редкость (о чем ниже), но совсем другие.

Аудиенция была дана нам неподалёку от «дворца» (все та же хижина с «китайской» крышей-шляпой, чуть побольше прочих). Вождь и его приближённые восседали на шкурах, находившихся в центре круга диаметром в тридцать шагов. Круг этот несколько возвышается над уровнем окружающейся почвы, являя собой нечто вроде постамента. Нам принесли циновки, на которых и довелось сидеть. На корточках, разумеется.

Здешнего рундо зовут Калимбота. Это ещё нестарый человек, полный, вислощекий, весьма говорливый. Весь его наряд состоял из байковой юбки зеленого и красного цветов (!) и многих фунтов разнообразных украшений. Между прочим, в обмен на наши с Рахамой очередные дары, нам была пожалована именно байка, несколько рулонов. Мистер Зубейр пояснил: рундо намекает этим на свою причастность к делам «большого мира». Дескать, и мы — не дикари, в байке ходим.

Мой коленкор всем явно понравился.

Сама аудиенция — мечта этнографа. Хотя мы с Рахамой понимали здешнее наречие (оно не слишком отличается от макололо), каждую фразу хор приближённых повторял четыре раза. Выступающие то и дело наклонялись, поднимали с земли горсти песка (!) и принимались усердно тереть верхнюю часть рук и грудь. Сие означает приветствие и уважение к собеседнику. Я предпочёл растирать свой костюм пустой ладонью. Кажется, обошлось. Наконец, нам, как будущим союзникам в войне, был продемонстрирован парадный меч Калимботы. По виду он очень старый, широкий, сделан из обычного местного железа. Длина его около 18 дюймов, ширина — чуть более 3-х.

Каждой столице — свой Букингемский дворец!

О делах, как и полагается на таких приёмах, почти не говорили, и я начал откровенно скучать. К счастью, все длилось недолго. Мы церемонно попрощались, но мистер Зубейр не ушёл, а направился прямиком по «дворец». После официальной аудиенции рундо звал его для приватного, на этот раз серьёзного, разговора.

Я посчитал себя свободным — и жестоко ошибся. Меня, как спутника и «компаньона» Рахамы, тоже пригласили на беседу. Но не к вождю, а к его супруге, у которой имелась своя «китайская» хижина неподалёку от «дворца». Так я познакомился с леди Ньямоаной. Тут и начались сюрпризы.

Я невеликий пуританин и сноб, в нынешнем лондонском «свете» чувствую себя медведем из родной Шотландии. Но все-таки и меня несколько поразило, когда я передо мной предстала молодая, очень высокая и стройная женщина, совершенно обнажённая, зато в ярко-красной раскраске, покрывающей все её тело. Наготу умиряли лишь многочисленные украшения и амулеты, перечислить которые весьма затруднительно. Я, конечно, знал, что отсутствие одежды и окраска из охры — привилегия здешней знати (простолюдины ходят в набедренных повязках и красят только лицо), но когда перед тобою — красивая молодая дама…