С
вой офис на 57-й улице я делил с доктором Джейкобом Экштейном, молодым (тридцать три года), динамичным (две опубликованные книги), умным (мы с ним неизменно находим общий язык), располагающим к себе (он всем нравился), непривлекательным (его никто не любил), анальным (компульсивно[16] играет на бирже), оральным (много курит), догенитальным (не обращает особого внимания на женщин), евреем (знает два жаргонных словечка на идише). У нас была одна секретарша на двоих — некая мисс Рейнголд, Мэри Джейн Рейнголд, немолодая (тридцать шесть лет), нединамичная (работает на нас), глупая (отдает предпочтение не мне, а Экштейну), располагающая к себе (все ее жалеют), непривлекательная (высокая, худая, в очках, никто ее не любит), анальная (обсессивно[17] чистоплотна), оральная (постоянно что-то ест), генитальная (очень старается) и нееврейка (считает употребление двух жаргонных слов на идише верхом интеллектуальности). Мисс Рейнголд встретила меня по-деловому.— Мистер Дженкинс ждет в вашем кабинете, доктор Райнхарт.
— Спасибо, мисс Рейнголд. Мне вчера звонил кто-нибудь?
— Доктор Манн хотел уточнить насчет сегодняшнего ланча. Я сказала, что все остается в силе.
— Хорошо.
Прежде чем я успел пройти к себе, из своего кабинета бодро выскочил Джейк Экштейн, ликующе выпалил «Привет, Люк-детка, как твоя книга?» тоном, каким обычно друзья справляются о самочувствии жены, и попросил мисс Рейнголд найти несколько историй болезни. Я уже описал
— На последнем издыхании моя книга, — ответил я, пока Джейк принимал кипу бумаг у слегка взволнованной мисс Рейнголд.
— Замечательно, — сказал он. — А я только что получил из
— Рад за тебя, Джейк. Похоже, ты и на этот раз попал в самую точку.
— Людям воссияла истина…
— Э-э… доктор Экштейн, — сказала мисс Рейнголд.
— Уверен, она им понравится. Может, я смогу обратить в свою веру кое-кого из
— Как насчет ланча сегодня? Успеешь? — спросил я. — Во сколько ты летишь в Филадельфию?
— Черт, чуть не забыл. Хочу показать отзыв Манну. Самолет в два. Сегодня играете в покер без меня.
— Э-э… доктор Экштейн.
— Ты ничего больше не читал из моей книги? — спросил Джейк, бросив на меня один из своих знаменитых пронизывающих взглядов, который, будь я его пациентом, заставил бы лет на десять
— Нет, не читал. Должно быть, психологический барьер: профессиональная ревность и все такое.
— Э-э, доктор Экштейн.
— Гм-м. Да. В Филадельфии встречаюсь с этим анальным оптиком, помнишь, я тебе о нем говорил. Думаю, мы близки к прорыву. Я вылечил его от вуайеризма, но эти его затмения еще не прошли. Впрочем, прошло-то всего три месяца. Я его приведу в порядок. Будет как новенький, — он ухмыльнулся.
— Доктор Экштейн, сэр, — сказала мисс Рейнголд, теперь уже поднимаясь из-за стола.
— Увидимся, Люк. Мисс Р., пригласите мистера Клоппера.
И Джейк, прижимая к груди груду папок, скрылся за дверями своего кабинета, а я попросил мисс Рейнголд уточнить в больнице Квинсборо, много ли у меня на сегодня пациентов.
— Хорошо, доктор Райнхарт, — сказала она.
— Так что вы хотели сообщить доктору Экштейну?
— Ах, доктор, — она нерешительно улыбнулась. — Доктор Экштейн просил приготовить записи по случаям мисс Райф и мистера Клоппера, а я по ошибке дала ему прошлогодний бухгалтерский отчет.
— Ничего страшного, мисс Рейнголд. Это может привести к очередному открытию.
Было 9:07, когда я наконец уселся в свое кресло позади распростертой на кушетке фигуры Реджинальда Дженкинса. Как правило, ничто так не расстраивает пациента, как опоздание психоаналитика, но Дженкинс был мазохистом, и я мог рассчитывать, что, по его мнению, так ему и надо.
— Извините, что я тут разлегся, — сказал он, — но ваша секретарша велела войти и лечь.
— И правильно сделали, мистер Дженкинс. Простите, что задержался. Теперь давайте расслабимся, и можно начинать.
Любопытному читателю, вероятно, не терпится узнать, какого рода я психоаналитик. Так уж вышло, что я практикую так называемую «ненаправленную терапию». Для тех, кто с ней незнаком, объясняю, что аналитик пассивен, сострадателен, ничего не интерпретирует и никуда не направляет. Проще и точнее говоря, ведет себя как полный идиот. К примеру, сессия с пациентом вроде Дженкинса могла бы выглядеть следующим образом:
ДЖЕНКИНС: У меня такое чувство, что, как я ни стараюсь, у меня ничего не получается. Будто внутри меня какой-то механизм, который сводит на нет все мои усилия.
[Пауза.]