Дайте людоеду шанс!

- Ты... Да я боюсь к тебе прикоснуться! Ты ненормальный! Я... Пойми, Серафим, твои переживания в армии - это одно, а жизнь - другое... Нельзя же в Москве вести себя так, как будто ты на линии фронта в Новой Гвинее! Нельзя пожирать врагов, понимаешь!?

Это я выкрикнула уже в запале. И запал у меня тут же прошел. У него была, была своя правда. И эта правда была отчасти моей собственной.

Но у меня просто не осталось к нему жалости. Почти. Хотя я его (с ума сойти) понимала. Он ненавидел все то же, что ненавидела и я, и всякий нормальный человек это тоже ненавидит. Только нормальный человек не станет участвовать в убийстве, пусть даже и косвенно... Это все-таки особое дело. Хотя, с другой стороны, тот же нормальный Паша Боборыко участвует. Его друзья тоже в том клубе ошиваются. Может быть, принимают участие в славном деле распространения наркотиков под приличной вывеской. А его коллеги уродуют людей. Или нелюдей? Может, и сам Паша, когда был в чинах поменьше, тоже мордовал подозреваемых, чтобы те сознались во всех смертных грехах... Или в действительных? Как знать? В том-то и дело, что никто не знает ничего о чужих грехах.

- Я здоров. Ты не подумай. Второй снимок я послал прямо в МУР, пусть анонимно... Ты же не знаешь...

- Я видела это фото у Боборыко, - сказала я. - Он был возбужден и слегка нарушил тайну следствия. И я узнала твою камеру. Там на объективе остался след от моего пальца.

- Как!? - вдруг вскрикнул он. - И ты... Ты и раньше обо всем догадывалась?!

- Нет, - призналась я. - Я верила в тебя сперва. Даже когда увидела на выставке "Урок анатомии" и "Неудавшегося Ньютона". Хорошо было сделано. Но вот когда на снимке с Владом нашла след своего пальца... Ох, зачем ты вообще решил за мной ухаживать? Как тебе не стыдно, Серафим?

- Не знаю... И все-таки я получил немного счастья. Просто так неудачно все совпало. Если бы я не... не приехал бы на помощь Яне, то тебя не вызвал бы наш Павел Данилович, и мы бы с тобой просто не встретились... Так что насчет тебя - все получилось случайно. Все самое главное так и выходит почему-то... - задумчиво протянул он.

- Ты мстил им за Яну?

Серафим отвернулся.

- И за себя. Они сделали из нее... Ты же видела, поняла. А мы с ней... дружили ещё до армии. А я стал тем, кем я стал. Пусть я болею, но они болеют ещё посильнее меня, правда?

- В чем они виноваты? Только в наркотиках и что Яну погубили? Но ведь в Москве каждый второй богач или наркотиками торгует или девочек портит! Сима! Прости меня, но ведь это так!

- Нет, это ты меня прости! У меня отняли Яну... А она для меня, когда я приехал из Таджикистана, из этого озверения, и не нашел в живых маму, она для меня была ВСЕ, последней и единственной надеждой! У меня ВСЕ отняли, понимаешь ты? А когда я пришел с ними разбираться, они со смехом предложили мне откупные! В форме работы - выгодной, денежной, снимать ихние морды и офисы... Тогда я затаился. Я знал, что когда-нибудь они нарвутся. Они и нарвались. Они перерезали друг друга. А я.. Я только сделал так, чтобы перед смертью они боялись. А ведь так - они не боялись ничего... Но ты знаешь - это ведь тоже страсть. Для меня это каждый раз - словно праздник воспоминаний таджикистанских. Теперь я в другой роли. Но я это делаю даже не только для себя...

Он осекся, но я уже догадалась, что его соседка имела в виду, когда говорила о Симе "кормилец"...

Мы молчали долго, но казалось, что мы ведем напряженный разговор, перебивая друг друга, плача и споря. И словно ни один из нас при этом не был уверен в том, что он говорит. У меня висело в душе то же самое двойственное чувство, которое я испытываю при виде нищих в метро - и жалко, и гадко. Я чувствовала тот же слабый, еле ощутимый естественный запах, который мне казался ароматом молока. Но видимо, это был запах мяса.

- Дай мне шанс, Инна. Ты же понимаешь, что я никогда никого не убью. Я только хочу доказать, что будущее - не за ними. Дай мне шанс. Может быть, тогда я выздоровею и стану... стану как все. Как ты. Как Боборыко. Дай мне шанс.

Тогда я ничего ему не ответила. Я поняла одну страшную вещь - теперь Серафим, хоть и никогда не будет моим (это исключено в принципе!), навсегда останется со мною. Я не смогу его забыть. Или предать.

Я спросила у него только одно:

- Серафим, у тебя здоровые зубы?

- Здоровые, - уныло прошептал он в ответ. - Иначе как бы я копировал голоса?

Вот и все.

Потом я видела его ночами - Сима просил у меня прощения, смотрел на меня заплаканными глазами, что-то обещал, или (в кошмарах) его волокли куда-то с раскромсанным лицом какие-то люди, - но все это не могло уже пробудить во мне ничего. Поэтому я продолжала спать дальше.

И поэтому я написала наконец свою статью. Это была большая толковая статья, в ней я изложила версию доблестной милиции. Все были довольны редактор газеты, Паша Боборыко, Яна. Козявка, которого выпустили под подписку и под залог. А я получила прекрасный гонорар. На него мне удалось не только купить себе дубленку, но и немного дать маме на питание.

Серафим, думаю, прочел статью и все понял.