Дайте мне обезьяну

– Брак временный, демонстрационный, ничего особенного.

– Как же она согласилась? – недоумевал Тетюрин.

– Так ведь это же ее работа, – вмешался Филимонов.

– Я думал, ее работа сидеть за компьютером, статистика и все такое.

– Круг лиц очень узок. Изобретаем по ходу действия, – объяснил Косолапов.

За женщин выпили.

А вот Жанна, дочь Несоевой, разочаровывает Косолапова. Зря выписали из далекой Франции. Кто ее дергал за язык заявлять в интервью «Вечерним огням», что она за легализацию легких наркотиков. С «Вечерними огнями» вообще нельзя связываться, наша газета «Живая вода». Этак от маман весь электорат отпугнуть нетрудно.

– Как тебе Жанна? – спросил Филимонов.

– Да не видел я Жанны никакой! Где ваша Жанна? Все: «Жанна» да «Жанна»!..

– Ты ей понравишься, – сказал Косолапов, похоже, сочувствуя.

– Ей Колян понравился, – похоже, злорадствуя, сказал Филимонов.

– Одно другому не мешает, – Косолапов перевел в средний род Тетюрина и Коляна.

Пожал плечами Тетюрин.

Поговорив о женщинах, заговорили об обезьянах. Тетюрин возьми и спроси, что это за прибаутка такая – «дайте мне обезьяну»; он уже раз пять слышал.

– Его афоризм, – сказал Филимонов.

– Это мы с писателем Носовым придумали, – Косолапов сказал. – Носов сказал… уже не помню по какому случаю: «Дайте мне обезьяну…», сказал, а я добавляю: «И я сделаю из нее президента!» А можно так сказать: «Дайте мне обезьяну, и вы изберете ее президентом!» Другой оттенок, чувствуешь, да?

– А по-моему, у вас тогда было, – вспоминал Филимонов, – «дайте мне обезьяну, и я сделаю из нее человека».

– Вариант. Или еще: «…и вы – вы! – увидите в ней человека!» Главное, дайте мне. А если из обезьяны я человека сделаю, то из человека президента – раз плюнуть. Это мы осенью девяносто восьмого придумали, у меня записано. Носов хотел даже назвать роман так – «Дайте мне обезьяну»…

– Роман? Куда ни ткни, везде романы пишут. И что, написал?

– До половины дошел. (Что было, пожалуй, преувеличением.) Так я о чем? Он всем рассказывал… Язык-то без костей… «Дайте мне обезьяну»… Дайте ему обезьяну… Блистал остроумием в пиарских кругах, афористичностью. Ну вот и доблистал. Через год наш афоризм приписывают Березовскому, олигарху, будто он так сказал, дайте мне обезьяну, и я подарю вам президента. А Березовский не говорил этого, не мог он этого сказать. Мы до Березовского сказали… При Ельцине… Я даже статью писать хотел в защиту Березовского, не надо на него всех собак вешать…

– Собак вешать?… – очнулся Тетюрин, которого косолаповский рассказ несколько убаюкал.

– Не надо на Березовского всех собак вешать, это не он, а мы так сказали, это я так сказал, а не он, такими афоризмами не разбрасываются!

– А вы были в здешнем зверинце? – обратился к сотрапезникам Филимонов.

– Конечно, был, – сказал Косолапов.

– А я нет, – сказал Тетюрин.

– Сходи.

– Зачем?

– Там обезьяна из Петербурга. Зверинец привозной, только на лето. Все звери из Москвы, рептилии, парнокопытные… А обезьяна из Петербурга. Ваша обезьяна, увидишь.

– Макака?

– Гамадрил.

Выпили за обезьяну.

Косолапов достал из сумки папку с тесемочками.

– Это тебе, – протянул Тетюрину.

– Что там?

– Портянка. Изучи на досуге. Обработаешь, пару публикаций сделаем.

Тетюрин вертел папку в руках, не решаясь открыть.

– У меня приятель один, – объяснял Косолапов, – большой оригинал, боюсь, у него лингвистическая шизофрения…

– Лингвистическая? Что такое лингвистическая шизофрения?

– Патологическое влечение к игре буквами – например, к поиску палиндромов. Есть такие, которые все читают наоборот, слева направо. А у этого на анаграммах задвиг. Вот ты когда слышишь слово апельсин, о чем думаешь? Об апельсине. А он думает, что получится, если переставить буквы в апельсине. И получается спаниель. У него дар. Болезненный дар, но для нашего дела чрезвычайно полезный.

Косолапов достал мобильник.

– В Питер звоню. 246-46-77. Хорошо запоминается. Геннадий Григорьев, поэт. Не знаешь такого?

Тетюрин плохо знал современных поэтов.

– Алло! Геша? Узнал?… Легче на тот свет дозвониться!.. Третий день звоню!.. Где-где… На острове, на необитаемом… Да вот сидим, водку пьем, тебя вспоминаем… А ты как думал? Именно так… У меня к тебе заказ, дорогой… Да, да, и ты дорогой, и заказ дорогой, не придирайся к словам, вы все дорогие… – Косолапов показал глазами Тетюрину: наливай.

Тетюрин определил по два булька на брата.

– Ну так что, проанаграммируешь человечков?… Двух! Мужчину и женщину!.. Записывай!.. Бо-га-ты-рев Леонид Станиславович… – диктовал Косолапов. – Нет, комплиментарно, пожалуйста. Как ты умеешь. Без говна… Достойный человек, наш клиент, без говна анаграммируй!.. Ладно, ладно, «много согласных»… Ты мне цену не набивай. Значит, что может быть: решительность, справедливость, неподкупность… новое имя… сам увидишь… И женщину… Не-со-е-ва… Не-со-е-ва, – повторил Косолапов, – Анастасия Степановна… Так!.. За ночь справишься?… А ты попробуй. Я жду.

– Сухой закон, – сказал Филимонов.

0,7 завершилась. Не побежишь. Политтехнологи поплыли обратно.

2