Дайте нам крылья!

Мысли мои плыли, как ночной туман над садом. Я всматривался в ночь, в городские огни вдали. Над Городом нависло облако, темнее ночной темноты, огромное и зловещее. И из глубины души у меня поднималось мстительное ликование — совершенно не христианское и не буддийское чувство, — древнее, грозное. Моя подавленность прошла. Вернее, она перешла в мрачную радость. Даже умиротворенное пение монахов не в силах было заглушить ее. «Немезида! Крылатая богиня, /Строгоочита правды дщерь! Жизнь смертных на весы кладуща, /Ты адамантовой своей уздою/ Их бег порывистый умерь!... Невидимо следящая за нами,/ Смирительница гордых вый…»* /Гимн Немезиде. Перевод А. Х. Востокова. /

Она — древнее божество, она старше остальных. Стихотворение, обращенное к ней, я выучил еще в детстве. Она уже простерла над Городом свои крылья, словно сотканные из мглы, и от них веет ледяной стужей, и пусть озноб бежит по хребтам тех, кто провинился. А мы — Хенрик, Кам, я — мы лишь орудия богини. Она — единственное божество, которому мы и впрямь служим. Она близится. Та, что карает надменных. Та, что вершит правосудие. Та, что мстит за преступления.

Немезида. Богиня возмездия.

Глава восемнадцатая

Изгнание из Рая

Наутро после встречи с Диким Пери проснулась очень рано. Над ней, заслоняя звезды, склонилась темная фигура, и Пери сквозь сон увидела, как существо тянет когтистые лапы к Хьюго. Тварь была грязная, изможденная, Дикая, но Пери сразу поняла, что это Питер — он пришел забрать Хьюго. То есть еще раз его украсть — он ведь украл у нее Хьюго с самого начала, с того момента, как сделал ей ребенка. Она схватила Хьюго и вскочила, давясь криком — и тут услышала женский голос, и кто-то легонько похлопал ее по спине.

— Я, конечно, понимаю, ты имеешь полное право дергаться, — громко сказала Сойка — похоже, ее не заботило, что под навесом мирно спят остальные летатели из «Орлана». — Все имеют право, просто не все еще знают, с чем мы столкнулись. Давай-ка их будить, — бросила она через плечо и стала пробираться среди спящих. Нагнувшись, она потрясла за локоть Латону и рывком поставила ее на ноги, несмотря на протесты. — Нико с Беркутом полночи спорили, как быть. Созывают общее собрание. Начинается в гражданские сумерки, так что шевелите перьями.

Когда все летатели из «Орлана» собрались вокруг потухшего костра, появились Нико и Беркут — они продолжали спорить напряженным полушепотом. В руках у Беркута был самострел, и когда они вышли на середину круга, Беркут тряхнул головой — мол, больше ни слова не скажу, не дождетесь, — и уселся наземь по-турецки. Нико немного постоял, никого не замечая и уставившись в свою инфокарту. Беркут разобрал самострел и стал его чистить, придирчиво осматривая каждую деталь.

Остальные летатели выжидательно глядели на Беркута, кое-кто жевал пастилки. Пери дала Хьюго банан и стала смотреть, как Беркут собирает самострел, старательно запоминая, как именно он прилаживает детали; за спиной у Беркута сидела на своем насесте Шахиня и следила за каждым движением хозяина так же внимательно, как Пери. Недоброе «щелк-щелк» встававших на место деталей было самым громким звуком в предрассветной тиши.

Нико вскинул голову и посмотрел поверх всех на Пери.

— Пожалуйста, расскажи нам как можно подробнее, что ты видела этой ночью, — велел он.

Нико впервые обратился прямо к ней.

Пери постаралась описать, что видела, но сомневалась, что все правильно запомнила — вдруг страх и темнота превратили жалкое существо в жуткое чудовище? И ей не придавало уверенности, что сильнее всего хмурились, слушая ее рассказ, именно старшие, опытные летатели. А младшие, похоже, не очень испугались.

— Да, ты описываешь Дикого, — сказал Нико и посмотрел на каждого летателя по очереди. — Это определенно Дикий. Придется переселяться.

— Что?! — Это был Раф. Молодой и сильный Раф. Он не собирался отдавать территорию без боя.

— Дикие очень опасны, — сказал Нико. — Тут либо-либо: или всерьез воевать с ними, или улетать с Райского кряжа. Лично я не собираюсь рисковать тем, что мы раздобыли во время вылета, ради драки с Дикими.

— Я их не боюсь! — выпалил Раф. — Пусть сами убираются!

— А у тебя никто не спрашивает! — рявкнул Нико. Пери никогда раньше не слышала, чтобы он повышал голос. Раф сморгнул, как будто Нико влепил ему пощечину. По кружку летателей прокатился шелест перьев — все поежились. — Рафаэль, Диким нельзя сказать, чтобы они убирались. Они не идут на переговоры. Или дерутся, или улетают.

Беркут уложил самострел в кобуру, поднял голову, а потом встал лицом к лицу с Нико.

— В том-то и вопрос. Мы не оставим Райский кряж, пока не поймем, какие у Дикого — или у Диких — намерения, драться или улетать.

Нико смотрел на Беркута исподлобья.

— Мы не знаем, сколько их, но если им нужна территория, она им нужна больше, чем нам. У нас есть другие способы прокормиться. У них — нет. Дикие бьются не на жизнь, а на смерть. Запросто могут кого-нибудь убить, и нам придется их убивать, чтобы заставить отступить.