Дайте нам крылья!

Кстати! Я же обещал Пери выяснить, что сталось с бедной Луизой Перрос, той крылатой няней, погибшей в Соленой бухте. Но, сколько я ни рылся, никаких сведений в базах данных не нашел — в тех, куда у меня был доступ, а доступ у меня был много куда, не чета рядовому гражданину. Что же, понятно, почему Хенрик так ощетинился, когда я заговорил с ним о гибели Луизы. А вот кто точно заинтересуется «Ангелочками», так это Кам: ей только скажи, что они ведут нечистую игру! В конце концов, разве не Управление по защите детей выдало агентству лицензию?

Я набрал номер Кам. Домашний. А что поделаешь — надо значит надо.

— Привет. Прости, что дергаю дома, — извинился я и вкратце поведал, как нашел Пери и что из этого вышло. Про Луизу я рассказал очень скупо: — Пери упомянула свою приятельницу, некую Луизу Перрос — та тоже служила няней у летателей. У меня есть сильное подозрение, что и она из картотеки агентства «Ангелочки». Так вот, Кам, я хочу выяснить, были ли, помимо Пери, еще девочки-сироты, которые сначала стали приемными детьми, а после оказались в картотеке «Ангелочков».

— Это исключено, — отрезала Кам, едва дослушав меня. — Никаких поисков вслепую ты от меня не дождешься, даже и не проси. Я не могу привлекать лишнее внимание в Управлении. А если я начну с бухты-барахты рыться в наших досье и искать незнамо что — это сразу заметят. Добудь мне в «Ангелочках» конкретные имена, если получится, — вот тогда я попробую поискать. Да и то ничего не обещаю. — Она простилась и повесила трубку.

Какое еще лишнее внимание? Кого она там боится в Управлении? Хорошо еще, у меня хватило ума смолчать и не брякнуть, что Луизу Перрос убили!

Экран инфопластины безмолвно мерцал на столе. Я задумчиво смотрел на него и невесело размышлял о том, что медленно, но верно истощаю запасы терпения у своих бывших коллег. Еще запрос-другой — и все, прости-прощай золотая жила. Ладно, вернемся к работе.

«Жанин Шау. Приемной матери подозреваемой приходится родной сестрой, — мерно диктовал я. — Худощавого телосложения, рост примерно сто семьдесят сантиметров». Большинство моих собратьев-сыщиков работу свою заваливало, а все почему? Не умеют товар лицом показать, отчеты клиентам написать как следует не могут. Оно и понятно: в наше ремесло идут не те, кто мастера отчеты строчить. И все-таки именно эта рутинная сторона играет решающую роль: ты и только ты, сыщик, — рассказчик каждой очередной истории. Если ты неспособен внятно изложить ее, предъявить клиенту связный сюжет — все, тебе кранты, доверия от клиента не жди. И достойной оплаты тоже.

Я всласть потянулся, опустошил бутылку, выбросил ее в мусор и решил перечитать и отредактировать последний абзац отчета, где подводил итоги. У меня брезжило смутное подозрение: пропустил, просмотрел в собственном отчете нечто важное. Но что? Так, еще раз. Промежуточный отчет. Перечитываем внимательно каждую фразу. Да, в своем роде шедевр — мастерски выполненный сплав правды и лжи, точнее, умолчаний, а также ясности и обнадеживающих обещаний. Я ни словечком не упомянул мотивы поступка Пери, как и ее намерение обратиться за советом к адвокату. Довольно для каждого дня своей заботы *. /*Матфей (6:34)/. Я просмотрел все файлы, скопившиеся в папке по делу Пери. Ага, вот он, голубчик, — каталог агентства «Ангелочки». Сейчас пороемся. Я пролистал каталог. Луиза в нем не числилась, но это еще ровным счетом ни о чем не говорило. Каталог-то составляют за полгода. В любом случае, он мне пригодится. Я послал кое-какие сведения Кам на домашнюю почту. Ох, и разозлится же она. Правда, она и так уже на меня разозлилась.

Потом я вернулся к письму Чеширу. Скачал с инфокарты сегодняшнюю фотографию Пери с Хьюго (Ну и денек, и когда же он кончится!), прикрепил к письму, отослал. Налил Плюшу свежей воды в миску, пошел проведать Томаса.

На пороге спальни я постоял в полутьме, прислушиваясь к ровному дыханию спяшего сына. «Что готовит тебе будущее?» — подумал я. Том спал на боку, отвернувшись к стене. Ему было жарко и верх от пижамки он во сне сбросил. Худенькая спинка, все позвонки наперечет, и лопатки остренькие — кажется, вот-вот кожу прорвут. Отсюда и вырастут у него крылья, — и их плавные, закругленные линии будут скрадывать угловатую хрупкость детского тела. Даже не представить: мой мальчик, мой малыш — и за спиной у него распростерты сверкающие крыла. А какой они будут масти? Лили непременно пожелает что-нибудь этакое, блестящее, поярче. У меня стиснуло горло от ярости. Вот, пожалуйста, снова ребенок как вещь, как какой-то проект, задуманный! А ведь сами выбрали ему цвет глаз и волос — еще до его рождения. И теперь будем выбирать цвет его крыльев. Но ярость мгновенно угасла, стоило мне вспомнить Окраины и сегодняшнее посещение помойного поселка, носившего горделивое имя Венеции. Нет уж. На что угодно согласен, на что хотите пойду, лишь бы сын никогда и близко не знал такой жизни.