Дайте нам крылья! (ЛП)

Карнавальный костюм Динни был попросту нарисован у нее на коже. Вблизи я отчетливо увидел, что одежды как таковой на ней не было, если не считать за наряд изящные трусики. Но стоило отступить на полшага, и казалось, будто Динни облачена в приталенный пиджак с длинным рукавом и длинную юбку с разрезом, спадавшую до самых лодыжек. И то и другое было причудливо расписано в стиле «индийский огурец» или «пейсли» — узор из ветвей, листьев и цветов, ярко-фиолетовых, оранжевых, синих, белых и черных, и все это на алом фоне, алом, как китайская лаковая шкатулка.

— Сначала я планировала надеть настоящую форму стюардессы, копию, конечно, — рассказывала Динни, пока я смотрел на нее и не мог отвести глаз. — Но потом поняла — будет тесно, неудобно и жарко. Вот и заказала роспись.

— Выглядит потрясающе, — от души сказал я. Забавно — вблизи можно всласть любоваться пышной грудью Динни, ее крутыми бедрами и прочими выпуклостями, но при этом она вроде как все-таки одета, только вместо ткани на ней мерцающий слой краски.

— Спасибо, — ответила она.

— Шикарная вечеринка! — воскликнул проходивший мимо летатель. Динни кивнула и улыбнулась ему.

Я снова огляделся. Перил на взлетной площадке, конечно, не было, а вмещала она человек пятьдесят, не меньше. Сейчас по ней фланировали примерно двадцать, но состав публики постоянно менялся: летатели здоровались друг с другом и упархивали прочь. Я смекнул, что надо держаться настороже — эта беззаботная толпа летателей на такой высоте и на площадке без ограждения для меня представляла опасность. Им-то хорошо, даже если кого и столкнут ненароком с краю, он быстро расправит крылья, перегруппируется и уцелеет. А я, случись что, разобьюсь насмерть. По счастью, мы с Динни стояли далеко от края. Я вновь пригляделся к ней и заметил, что глаза у нее неестественно лучатся — должно быть, давно празднует и что-нибудь приняла, — но на ногах она стояла твердо и одурманенной не казалась. Надо полагать, новые наркотики разработаны так, чтобы летатель даже под кайфом не рухнул с неба.

Динни легко приобняла меня крылом за талию — совсем как рукой.

— Пойдемте, покажу вам окрестности, здесь много интересного, — любезно предложила она. — Правда, попасть сможете не везде, но и того, что увидите, все равно хватит, — здесь понастроено столько, что и в три дня не осмотришь.

Она явно гордилась размахом празднества, потому что участвовала в его разработке, и от души хотела поразить меня — а заодно и посмотреть, приду ли я в восторг, оценю ли летательские затеи, — словом, хотела провести запланированное исследование.

Динни протянула мне лиловую пластинку — маленькую упаковку какого-то прозрачного геля, которую, видимо, предполагалось надорвать и выпить.

— Чтобы по-настоящему получить от праздника удовольствие. Примите, не бойтесь.

— Что это? — сдавленно спросил я, и тут же мысленно обругал себя: «Тьфу, Фоулер, не будь таким зажатым! Что ты как маменькина дочка на первой дискотеке!»

Динни просияла улыбкой и звонко рассмеялась над моей нерешительностью.

— Бореин, что ж еще. Ха-ха-ха, видели бы вы себя в зеркале — у вас прямо лицо вытянулось. Наверно, наслушались всяких страшилок? Не пугайтесь, здесь половина обычной летательской дозы. Вам будет хорошо, обещаю.

К ней подлетела новая стайка гостей — похвалить устройство праздника.

Я проглотил бореин. А, будь что будет! Зачем я сюда притащился, на этот слет, — беречься? Все равно же знал, что дело рискованное. Вот и рискну.

А дальше… где найти слова, чтобы описать то, что случилось дальше? Мне казалось, в следующее мгновение я взглянул на мир глазами орла. Авиационные очки я сунул в карман куртки — они мне больше были ни к чему. Кто-то словно навел мое зрение на небывалую резкость, и теперь я отчетливо, до мельчайших подробностей, видел даже самую дальнюю даль. Я видел, как с облаков вдали падают крошечные алмазные капли, и различал блеск каждой из них в ярких лучах закатного солнца. А солнце больше не слепило меня. Я взглянул вниз, туда, где расстилался океан, и отчетливо различил каждую заклепку на серой поверхности огромного городского моста, каждую солнечную искорку на морской воде, и каждую нить в парусах судов, что скользили по бухте.

В первые мгновения у меня голова пошла кругом, я даже пошатнулся — ощущение было, словно мне надели слишком сильные очки. Черт, как же я буду разгуливать по летательским площадкам и садам высоко над землей, если качаюсь, словно пьяный, — да и вправду опьянен снизошедшей на меня божественной остротой зрения? Свалюсь, точно свалюсь, потому что моему мозгу к такому не привыкнуть — в сравнении с новым зрением, раньше я видел мир как муравей.

— Дышите глубже, — заботливо посоветовала Динни. — Все наладится, просто подышите глубже.