Девушка с кокетством водит глазками. Чувствую, хочет. Не зря же зашла в кондитерскую. Она изначально пришла сюда за сладостями и тут от меня поступает предложение.
— Но, если только из-за праздника, — протягивает Юлия и наконец соглашается.
Вместе выходим из кондитерской, идем по улице, и я лишь на подходе к доходному дому вспоминаю о Василии. Оборачиваюсь. Он довольный идет позади нас. И как ребенок, ей-богу. Начинает показывать мне кулак, бить по нему сверху ладошкой. Мол, молодчина, хорошо начал, сделай эту красотку. А ведь утром советовал с ней не связываться.
Добираемся до моей квартиры и домоправительница вдруг вспоминает о своем старике, владельце доходного дома. Она предлагает попить чай у неё с тем, что, если он узнает о нашем уединенном чаепитии, чтобы был повод сослаться на ее картины. Вроде бы я интересовался ее творчеством.
Мне без разницы, где пить чай, лишь бы подольше не оставаться одному. Снова думать о последствиях сегодняшней дуэли не хочется. Без того впереди еще целый вечер.
Мы поднялись по лестнице на самый верх. Юлия жила отдельно от деда на чердаке, переделанном под мансарду. Квартира-студия девушки оказалась своеобразной. Крошечное место, выделенное под кухню, барная стойка, а дальше длиннющая узкая комната с невероятным количеством картин. Они оказались даже на полу, выстроенными в ряд, наподобие книжек на полке. В конце комнаты у большого и единственного окна стояли диван, низкий стол, кресло-качалка, а рядом мольберт и передвижная полка на колесиках с красками.
— Ого! — изумился я обилию картин. — Все ваши работы?
— Ага. Сначала хотела добить до ровного числа. До сотни. И сделать выставку. С ней не получилось, и я продолжила писать. Сначала довела количество до двухсот. А теперь пытаюсь до трехсот. Потом хочу взять паузу и снова вернуться к идее с выставкой. К сожалению, это совсем не просто и требует много времени.
Ставлю пакет с пирожными на барную стойку и пока девушка занимается чайником принимаюсь осматривать картины.
Насколько знаю, обычно художники специализируются на чем-то одном. На пейзажах, натюрмортах, портретах или чем-то еще. Юлия оказалась всеядной. Она писала все подряд. Еще и с разными техниками исполнения. Дети, взрослые, старики, запечатленные моменты их жизни соседствовали с пейзажами, городскими видами и какой-то внеземной фантастикой. Парусники и средневековые портовые города соседствовали со звездолётами и космодромами.
Кое-какие работы оказались немного пикантными. На трех картинах изображались подкаченные мужики с оголенными торсами. Еще на одной соблазнительная девушка, танцующая на шесте перед публикой.
Все работы не то, что рисуют современные художники в моем мире — тяп-ляп и картина. В ее картинах все детали тщательно прорабатывались. Где-то шли мазки. Картина раскрывалась лишь когда от нее отходишь. Где-то прорисовка оказалась настолько тщательной, что напоминала фотографии.
— Я ищу себя, — Юлия прошла за мной в центр комнаты. — Пробую разное и пытаюсь выработать свой стиль.
— Как вам удалось столько всего написать? Как действует эта ваша способность?
— Ой… Ну первое время было сложно. Я пока освоила способность, прошло, наверное, месяца три. И то, лишь благодаря наставнице.
— А чем именно помогала наставница?
Закипел чайник. Мы прошли к барной стойке и разместились за ней. Юлия стала наливать чай, а я выкладывать из пакета лотки с пирожными и раскрыл их.
— Даже не знаю, как объяснить… Наверное, лучше будет сказать, наставница помогла достичь гармонии с Тьмой, что вошла в меня со скверной.
Почувствовав, что разговор подошел к чему-то важному, у меня моментально вспыхивает интерес.
— То есть Тьма вами овладела? Она как-то изменила характер? Сделала вас другой?
— Я бы так не сказала. Какой я была, такой и осталась. Тьма, не зло или еще что-то плохое. Просто она как будто живая. Она сама хочет найти с нами общий язык. Тьма может стать слугой и выполнять наши прихоти. А может стать другом. Когда получается с ней сблизиться, она чувствует нас и помогает сделать то, что мы задумали. Пойдемте, я вам сейчас покажу, как это работает.
Юлия налила из крана стакан воды, подвела меня к своему мольберту. Поставила на него лист картона и достала акварельные краски.
— Вот смотрите, я хочу нарисовать дерево. Сейчас я не обращаюсь к Свету и не призываю способность. Рисую, как умею.
Девушка окунает кисть в стакан с водой, смачивает ею черную краску и быстрыми отточенными движениями рисует дерево. Как по мне, получается замечательно.
— А теперь я обращаюсь к Свету, — комментирует она и в этот момент загорается. — Свет помогает моему воображению разыграться, наполняет меня светлой энергией. И только после этого я обращаюсь к своей способности.