Дайте стройбату оружие

   И ты будешь тосковать, поэтому цени своих армейских друганов, которые сейчас рядом с тобой. Видимо, армейская дружба самая крепкая. Так мне не хватает сейчас наших пацанов. Разлетелись, кто куда, во все концы необъятной Родины.

   Наша рота собиралась с бору по сосенке, многих прямо сразу после переодевания, уже на другой день, привозили в лес, и курс молодого бойца они проходили с лопатой в руках на кабельных трассах.

   Быстро смекнув, что вольному - воля стали ходить в самоволки за вином (на первой неделе службы!) а порой и по 2-3-4 раза за день!

   Когда ж начальство спохватилось, что воины лопаты 'воюют' без присяги, то начали думать как бы её провести. Попросили автоматы у ракетчиков: 'Хоть один дайте, хоть на пол часа!', но получили отказ - 'Стройбат это такие звери, что им даже оружия не выдают, значит и не дадим'.

   А какая присяга без автомата?

   Выпросили в сельской школе наглядное пособие - разрезанный пополам, и раскрашенный по месту разреза красной краской 'калаш', но вот незадача, в школе оказалась только правая половинка! Все потроха с левой стороны были наружу! То есть если держать автомат в левой руке, а текст присяги в правой - получится карикатура!

   Но в находчивости стройбату не откажешь! Перевернули автомат кишками к груди, держали его в правой руке, присягу - в левой, а когда делали фотки в ателье, то плёнку переворачивали, и получалось на фотке вроде как у настоящих солдат.

   Служил я два года воином стройбата и один месяц 'моряком'.

   Это наша местная традиция.

   По конституции СССР служба в сухопутных частях советской армии продолжается два года, а во флоте три.

   А как быть тем в сухопутных, у кого двухлетний срок истёк? Не нарушать же конституцию, и продолжать оставаться солдатом? Конституция - это святое. Раз третий год - значит моряк.

   Поэтому уже на первый же день третьего года одевал я тельняшку, распоротые штаны от рабочей военно - строительной одежды с отрезанным нагрудником, эдакий хаки-клёшь, из резиновых сапог вырезал шлёпанцы с тупыми 'морскими' носами. На голове, естественно, бескозырка. Она изготовилась из попавшихся под руку форменной фуражки. Ленточки вырезал из ткани, обтягивающей верх фуражки, да так, что верх становился белым - под обтяжкой из хаки была марля, а от обода вниз свисали ленты. Надпись над лбом сделал банальную 'Герой'.

   Соседние офицеры - ракетчики, видя нас в таких нарядах просто дурели, и хватались кто за живот, кто за сердце.

   Иногда они жаловались начальству гарнизона, что мы своим видом уродуем нравственность рядовых ракетных войск. Вздрюченный военным комендантом, наш комбат прибегал в казарму с криком: 'Клоуны!' и получал ответ, что форма третий год служить отказалась и истлела, а тельники прислали из дому.

   Дожили! В армии в своей одежде ходим! А раз не нравится - то или выдайте новую одёжку, или будем вообще в трусах ходить... А кто ж выдаст? А в трусах ходили, но не практично это.

   Не знаю, уродовалась ли нравственность у обильно выглядывающих их окон штаба и узла связи женщин-военнослужащих, но то, что это их отвлекало и мешало работать - факт.

   Ракетчики нас один раз, по началу, к себе пустили пообедать, и зареклись в дальнейшем кормить. Еду насыпали в термоса, а дальше делайте, что хотите.

   Стройбатовские моряки народ ленивый, и поэтому когда приносили к казарме термоса с едой то никто особо и не спешил. Валялись, чухались, всем телом изображая презрение к армейскому обеду, а бачки стояли на улице без присмотра.

   У ракетчиков на свинарнике жила лошадь, такая маленькая - монгольская лошадка. Она возила телегу с помоями, и видно брезговала их есть, поэтому была всё время голодной, и от того шкодливой. Она любила убегать со свинарника, и праздно шататься по городку ракетчиков.

   Особенно любила присутствовать при разводах, чем приводила в состояние ступора проводящих разводы.

   И вот эта лошадь повадилась жрать из наших бачков. Фыркает - горячее, но жрёт.

   Нежная моряцкая душа возмутилась такому кощунству, все вскочили, напялили бескозырки, и погнались. А кобыла была сволочь, и знала, что моряк коня не догонит, и дразнилась - бегала вокруг бачков по кругу, а мы гневным моряцким табуном за ней.

   Официантки из офицерской столовой чуть не поумирали со смеху, глядя в окна за происходящим. Когда поняли, что простым напрягом мышц ног нам кобылу не догнать, то напрягли голову, и вспомнили про самосвал, на котором обычно цементный раствор возили.

   Завели самосвал, оседлали его, обсели машину, и мотая развевающимися на ветру лентами, погнались за кобылой уже моторизованные.

   Набрали скорость. Ветер в хари. Что б не потерять с трудом добытые, всеми возможными и не всегда законными способами, бескозырки, нам пришлось ленты взять в зубы.

   Лошадь оглянулась на наши серьёзные, со сжатыми челюстями, лица, поняла, что ей кирдык, и побежала искать спасения у людей - выбежала на плац, где как раз ракетчики проводили послеобеденное посторенние.

   Умничавший перед строем крупный чин как увидел на плацу бегущую на него лошадь, так прямо в транс впал, и заревел как пароход.