Дайте стройбату оружие

   Кольку, Ваньку и еще сотню отобранных зеков отправили на пароходе по вольному Енисею, до транссибирской магистрали, с севера на юга. Там, на вокзале друзей разделили. Кольку, как не достигшего призывного возраста, определили в строительный батальон, а Ваньку - в военкомат повели. Обменялись друзья адресочками и попрощались. Ванька Поваров намеревался в разведчики проситься. А Колька, под стук вагонных колес, решил, что когда придет его срок призыва, непременно станет снайпером.

   Была у Ваньки дома припрятанная под стрехой мосинская винтовка, принесенная отцом еще с гражданской войны и початая цинковая коробка патронов. И сшибал когда-то Колька из той винтовки сидящую ворону за полтыщи шагов, а бегущую по полю лисицу - за двести метров.

   И вот, когда опустевшие вагоны вновь лязгнули буферами и медленно, подталкиваемые паровозом, покатились на запасные пути. Когда мимо Кольки прогромыхал последний вагон и открылось здание вокзальчика с знакомым названием станции - "ИЗДЕШКОВО", от удивления Колька радостно и замысловато выругался, поправил заплечную торбу и, как на деревенской вечёрке, выбил каблуками дробь по настилу досчатого тротуара.

   Дома я, ДОМА!!!

   3.2. СЕМЁН ГРУМ.

   Голова длинной, змеящейся колонны вчерашних зеков, привезенных спецэшелоном на станцию Издешково, пылила по обочине минского шоссе от Истоминского поворота, на восток, а с востока, навстречу ей, со станции Алфёрово, распевая бодрые песни времён гражданской войны, маршировало московское студенчество нескольких институтов и ученики старших классов.

   Староста второго курса Семён Грум, словно легендарный командир товарищ Щорс, шагал в буденовке и длинной кавалерийской отцовской шинели. Правой рукой, он в такт походному шагу делал отмашку до уровня пряжки ремня, а в левой нёс небольшой фанерный чемоданчик со сменой белья, свитером, запасными штанами, котелком, кружкой, ложкой, и домашним овсяным печеньем, испеченными бабулей.

   Весёлыми молодыми голосами звенела песня:

   "На Дону и в Замостье тлеют белые кости.

   Над костями шумят ковыли.

   Помнят псы - атаманы, помнят польские паны

   Конармейские наши клинки.

   Если в край наш знакомый хлынут новые войны,

   Проливным пулемётным огнем.

   По дорогам знакомым за любимым наркомом

   Мы коней боевых поведём."

   Идти в шинели было жарко, но Сёма терпел это временное неудобство, прекрасно понимая, что скоро шинелька станет незаменимой принадлежностью полевого бытия. Теперь это для него и теплая одежда, и постель, и одеяло, и символ его командирского статуса.

   Отцовская шинель...

   Не однажды она согревала его отца, командира эскадрона второй конной армии. Много шинелей с тех пор износил Сёмин отец, а вот эту - кавалерийскую, берёжно хранил в шкафу.

   Отец...

   Где он сейчас?

   За пару недель до начала войны, отец получил новое назначение и уехал принимать командование танковым полком в Белорусский город Лида. С тех пор от отца ни одной весточки нет. Жив ли? Если жив, то возможно сейчас ведёт своих танкистов в бой с фашистами.

   А Сеня ведёт свой курс на строительство оборонительных рубежей. Он тоже пытался пойти на фронт добровольцем, да зрение не позволило. Не помогли ему в военкомате даже честно полученные значки парашютиста и ворошиловского стрелка.

   Ничего! Вот выполнит он Сеня задание, возложенное на него районным комитетом комсомола и присоединится к любой маршевой роте, идущей на фронт. А пока должен Семён руководить своим курсом и любой ценой, в срок, при высоком качестве делать то, что будет поручено.

   И еще нужно организовать питание для их коллектива. Тут Сёма усмехнулся и понял, что если вопрос с питанием не организуют свыше, то он не добудет и корки хлеба. Не колхозный же картофель ему воровать и не сельповские магазины грабить. Дадут им продукты - будет питание, не дадут продукты - будет голод. Нет, голода не допустят наши партийные и советские органы. Наверняка, продовольствие лежит на складах и его нужно только получить, сберечь и наладить варку горячей еды. Найдёт Сёма котёл или железную бочку, назначит пару девушек в поварихи и одного слабенького студента в дровосеки.

   Говорят, что немцы забрасывают диверсантов и шпионов в наш тыл. Обязательно проведём комсомольское собрание о повышении бдительности. Будем в небе парашютистов немецких высматривать, шпионов, следящих за строительством укрепленного района вылавливать и колодцы от отравителей охранять. Соревнование между бригадами организуем. Отстающих будем в стенгазете пропесочивать, а передовиков отмечать.

   Хорошо бы ещё коллективное письмо товарищу Сталину написать, что они, московские студенты не пожалеют сил и своего ударного труда для обороны родной земли и для приближения победы над врагом. Хотя это лишнее. У товарища Сталина сейчас других забот полон рот. Не нужно отвлекать его такими письмами от важных государственных дел...

   Песня закончилась. Сёма перекинул чемодан из левой руки в правую и запел свою любимую песню:

   "Мы - красные кавалеристы,

   И про нас

   Былинники речистые

   Ведут рассказ -

   О том, как в ночи ясные,

   О том, как в дни ненастные

   Мы смело и гордо в бой идём!

   Веди, Будённый, нас смелее в бой!