Дайте точку опоры

Момент торжественный. В сборе были почти все: штатские и военные, знакомые, примелькавшиеся лица по Кара-Сую, Москве. Набились в «банкобусе» — сидели и стояли. Борис Силыч выутюжен, выбрит до синевы — завидно! Доволен. Но пальцы правой руки что-то разминают и трут невидимое. Волнуется? Генерал, начальник полигона, при всех регалиях: левая половина в рядах планок, справа — знак «Гвардия», ромбик с золоченым ободком — академия Генштаба. Словом, Рамзес, высеченный на камне, прокаленный кара-суйским пеклом. Подполковник Шуга вроде и веселее глядит, но нижняя губа все так же нависла на подбородок…

Слушали молча зампонича — заместителя по научной части. Перечислял все пуски и задачи, какие ставились, однако цифры, результаты ложились на душу, как музыка.

Ложились и запоминались. В шести пусках проверяли работу систем захвата цели и непрерывной выработки ее координат, а также автоматическое сопровождение ракет. Двадцать один пуск — на отработку вывода ракет в режим наведения, проверку управляемости ракет в замкнутом контуре, двадцать три — для проверки точности наведения ракет по условным целям и парашютным мишеням…

Навострил уши — это моя «синекура»! — отмечал, сравнивал про себя, какие параметры отклонений получались в каждом случае. Да, «сигма», «сигма»!.. Вижу, колбасишь ты.

Дальше уже слушал менее внимательно — «сигма» увела в сторону. Зампонич докладывал, сколько после сделали пусков по самолетам-мишеням, сколько сбили Ту-4.

В решение записали: результаты первого этапа комплексных испытаний показали, что параметры и показатели системы «Катунь» в основном соответствуют тактико-техническим данным, заложенным в задании, за исключением дальности ее наведения…» Словом, тут есть забота и конструкторам ракет (они сидели тут же, в «банкобусе»), их головам и болеть.

Правда, кто-то было заикнулся — записать, что, мол, ошибки наведения нестабильны (это уже подкоп под нас, под «сигму»), но шеф негромко, с усмешкой парировал: «Ошибки соответствуют допускам». Единственный глас умолк.

Что ж, вы правы, правы, Борис Силыч: ошибки в общем-то действительно соответствуют, но…

29 сентября — 5 октября

Еще неделю отсидели в Кара-Суе. Шеф мягко, но ясно распорядился: всем ведущим конструкторам по системам остаться, тщательно проанализировать результаты испытаний, представить ему выводы и предложения. И с кроткой улыбочкой добавил: «Погодка установилась. Может, махнем в пойму, рыбку половим?» Погода, верно, помягчела: не калило, не плавило. А вот рыбка… черта с два! Не вышло. Снова сидения с утра до поздней ночи, опять кипяток и… рыбные консервы. На целых десять лет, что ли, завезли их в этот магазинчик на площадке?

Зарылись в пленки КЗА, рулонами приносили — шестьдесят шесть пусков, сотни метров прозрачных лакированных лент! Перепускаешь между пальцев — штришки, птички-выбросы, сбои, в каждом свой смысл, своя логика.

Борис Силыч рядом — тоже весь в пленках, в расчетах, что-то пишет, посылает в бюро просчитать. Подустал — морщинки заметны, глаза тускнеют.

Пятого вечером дает команду — в Москву.

7 октября

Приглашен на грибы на дачу к генералу Василину. Любопытно! Василин, кто, кажется, держится, как ведьма за клюку, старой доброй зенитной артиллерии, первый, говорят, друг Модеста Петровича, конструктора пушечного комплекса «Сатурн», и вдруг — пригласить всех «катуньщиков»! Долг вежливости, жест широты? Был на пятидесятилетии у шефа, теперь ответное приглашение? Может быть.

Кстати, на днях звонил Костя (как давно не виделись!), болтали. Насобачился журналист во всяких хохмах, позавидуешь! А тут заела «мозговая динамика» да самолетные броски «КБ — полигон», «полигон — КБ». За один прошлый месяц три раза сгонял… Костя рассказал про беседу с Василиным, про «мокрый язык». Умора!

Словом, грибы.

А интересно, состоится ли сегодня последний пуск по «илам»? И как поведет себя «сигма»? Интеграл получил подробное задание. Загвоздка в ней, в «сигме». За неделю сидения в Кара-Суе сделан еще шаг к разгадке: шефу придется скоро встать перед фактом…

1

До Люберец тянулись в сплошном потоке машин. Черный «ЗИМ» Василина сначала юлил, пытался обгонять, но все это было жалкими потугами: обойдя одну-две машины, «ЗИМ» надолго пришивался носом в хвост какой-нибудь «Победы» или «газика». День угасал. Солнце, красное, остывающее, уходило за горизонт, в дымную гаревую завесу. Она теперь, к концу дня, стекла к горизонту, сжавшись в темную, мрачную полосу, и солнце, бессильное уже пробиться сквозь нее, красило ее в багрово-темный цвет.