Даю уроки

- Ну, заползет гюрза, ну, уползет, - насмешливо сказал Меред, не простив старику его невнимания к прекрасным стихам. - Главное, не задеть ее во сне, не придавить. Змеи мстят лишь за обиду.

- Задача! - озаботился Самохин. - Кстати, Меред, завтра мы прямым ходом едем к поезду, в Кизыл-Арват. Там, кажется, проходит железная дорога на Ашхабад?

- Там. А как же Геркез?

- А зачем нам туда ехать? Совершенно ясно, что это вполне туристический объект. Тут нет вопросов.

- А вам лично не интересно?

- Очень интересно. Но еще одна бессонная ночь меня страшит. Домой, домой! Я и так уже накатался и натрясся.

- Тогда, действительно, вопросов нет, - сказал Меред, резко повернувшись, он все еще, по забывчивости, шел задом наперед.

Поскрипывая, покатились на колесиках ворота, впуская их во двор дома для почетных гостей. В доме горели окна за приветливыми занавесками и все окна были распахнуты.

- А что, если они еще до нас наползли? - спросил Самохин. - Окна-то открыты.

- Судьба! - сказал Меред. - Ну, укусит! Собираетесь вечно жить, товарищ Посланник? Между прочим, укус змеи хороший выход из положения. Согласен, Ибрагим Мехти оглы? Одиннадцать всего секунд - и нет вопросов.

- За одиннадцать секунд можно кучу дел переделать, - сказал летчик. Влюбиться можно, между прочим.

- Между прочим, - сказал Знаменский, - одиннадцать - это самая ненавистная для меня цифра.

- А для меня - двадцать два, - сказал Меред. - А для вас, Александр Григорьевич?

- Шестьдесят девять, мои молодые друзья, - печально сказал Самохин. Не сердитесь на меня, Меред. Шестьдесят девять - это не подарок.

- Что вы, что вы?! - Меред смягчился, засуетился, кинулся к одному из окон, заглянул в него. - А графинчик с чалом уже вас ждет, Александр Григорьевич! Ибрагим, а нас что ждет?!

- Сон, сон, приятель. Это тебе не Париж и не Красноводск, тут танцовщиц тебе не будет. И вина не будет. Мы совсем рядом с аятоллой находимся. Забыл? Что он велит делать с теми, кто нарушает Коран? Он велит их бить палками.

- Но его палки нам не страшны, граница-то на замке.

- На замке, на замке. Именно! И потому-то это тебе не Красноводск. Перебьешься. Спокойной ночи. Друзья! - Маленький летчик козырнул, четко повернулся, четко зашагал за ворота, страшно довольный собой.

Знаменский в дом не пошел, остался во дворе. А Самохин, поддерживаемый под руку Мередом, идя осторожно, нащупывающим шагом, ибо змеи могли быть повсюду, вскоре замелькал в освещенном окне, створки которого тотчас же с шумом захлопнулись. Старика ждала душная, бессонная ночь.

Здесь было тихо, разом будто вызвездилось небо. Ветер шелестел листьями яблонь, и стало слышно, как яблоки падают в рыхлую землю, и снова донеслась издалека неустанная работа реки, день за днем, ночь за ночью и век за веком перетирающей камни.

В самой глубине двора, в противоположной от ворот стороне, стоял у высокого дувала дом сторожа, где жили те самые двенадцать ребятишек, их величавая мама, их сохлый, большерукий отец и рыжий пес, охранитель семейства. Там светился в окне огонек в синеву. Знаменский пошел туда, угадав по синему отблеску, что там включен телевизор. Как-то не верилось, что там сейчас смотрят телевизор. Здесь, в горах, у реки Сумбар позабылся этот телевизор, это повсеместное мерцание, столь много значившее еще недавно в его жизни.

Но нет, так и есть, семья смотрела телевизор. Дом состоял из двух частей. Из небольшой комнаты и, видимо, кухни и громадной, как барак, комнаты, вытянувшейся вдоль дувала. Там-то, в этой комнате, светился в синеву квадрат окна. Знаменский подошел, заглянув в окно. Вся ребятня, от старших до малышей, расположившись кто где, но на полу, конечно же, на коврах, на подушках, на одеялах, а в комнате кроме телевизора, тоже стоящего на полу, никакой вообще не было мебели, все смотрели сейчас на экран. И мать тут была, и отец, и пес, мгновенно поднявший тяжелую голову, едва Знаменский подошел к окну.