Дахштайн

– Прости, – дернул плечом Митсон, но по лицу я не заметил, что ему жаль.

– Я поищу потом в машине. Возможно, он выпал, – выдавил я, поднимаясь с пола.

– Сегодня тебе лучше поехать на такси.

– Так и сделаю, – я залпом допил виски, обжигая горло, но не ощущая пьянящего эффекта. Заметил переглядывания друга и медсестры, поэтому поспешил их оставить.

– Дэн? – окликнул он меня, когда я был в дверях. – Спасибо, что не бросил и приехал.

Я криво улыбнулся.

– Ты мой друг. Разве ты не поступил бы так же?

Я вызвал такси и назвал адрес своего нового дома. Меня манил тайник, но я решил сначала осмотреться.

Старый особняк встретил темными окнами. Я вошел, включил свет с опаской, словно боясь, что здесь меня ждет ватиканский служитель или рыжая непонятно кто. Но дом был пуст и мрачно-недоволен своим новым владельцем. Свет тускло мигал, в углах гостевой залы собирались злые тени, заставляя мою кожу покрываться мурашками. Наверху скрипела от ветра крыша. Особняк, словно живой, тяжело, по-старчески вздыхал. Я провел ладонью по шероховатой стене: если хочу здесь жить, то придется провести отопление. После первой ночи в гостиной я проснулся замерзшим. Единственный камин в гостевой зале зимой не спасет.

– Так! – громко рыкнул я дому, словно тот мог понять. – Прекращай пугать и отталкивать, или продам тебя к чертовой матери! Будешь служить музеем. – И мстительно добавил: – Каждый день по тебе будут лазить сотни любопытных туристов, шуметь, топать, сверкать вспышками и действовать на нервы. Хочешь?

Мой вопрос остался без ответа, но свет в прихожей засиял ярче, разгоняя тени, а скрипы тут же прекратились.

После всего, что произошло за вечер, я ощущал себя другим. Словно те события разделили мою жизнь на «до» и «после». Казалось, прежний я остался лежать лужей содержимого желудка на земле возле склада.

Я миновал второй этаж, так как утром везде успел заглянуть, и поднялся на третий. Остановился возле закрытой старой двери. Ее не реставрировали и не меняли, но своей дубовой крепостью она легко могла бы соперничать с современными. Дверь, как мне почудилось, насмешливо скрипнула и отворилась сама.

«Сквозняки или рыжая», – подумал я и шагнул в комнату.

Комнату для ритуалов.

Жесть. Это то знаменитое место, которое упоминалось в каждом туристическом путеводителе Праги. Место, куда не зайти, так как двери опечатаны и закрыты для посещений. Дыра в потолке действительно когда-то существовала, но сейчас о ней напоминали только нечеткие контуры огромного круга на полу да разводы от дождей.

По легенде, так дьявол забрал Фауста. Странно, что через дыру в потолке, а не в полу, например. Летающих дьяволов, кстати, я не видел ни в фильмах, ни в книгах. Кроме, разве что, черта из пражской легенды или «Вечеров на хуторе близ Диканьки» у Гоголя, книгу которого читал на углубленном курсе зарубежной литературы. Напрашивался вопрос: куда он его забрал, на небеса, что ли?

Само овальное помещение напоминало лабораторию злого гения, а пентаграмма на деревянном полу, нацарапанная чем-то острым, дополняла образ. Внутри пентаграммы доски изодраны и покалечены, будто дикий зверь сидел там против воли и хотел выбраться. Решив подробно осмотреть все здесь чуть позже, я вернулся к дубовой лестнице.

Остановившись возле ступенек, присел, прощупывая пальцами старое дерево. Я исследовал каждый сантиметр верхних ступеней, затем спустился и начал снизу. Когда я надавил пальцами на боковую часть третьей ступени снизу, звук вышел глухим. Я простукивал пальцами всю ступеньку и окончательно убедился, что именно в ней есть полость. Надавив и так, и эдак, задумался. Не хотелось ломать такую красоту. Я уверен, что тайник должен быть с рычагом или замком.

Возле перил пальцем нащупал кнопку величиной с горошину, вдавил ее, и ступенька отъехала, открывая нишу с каким-то предметом, завернутым в тряпье и покрытым слоем седой пыли. С осторожностью развернув свой клад, я увидел пухлую книгу и небольшой, но очень тяжелый ларец из неизвестной мне породы камня. Еще там оказался тонкий блокнот, подписанный рукой моей ба.

Ларец не открывался, крышка была запаяна. На одной из продолговатых сторон я увидел отверстие величиной с половину кофейного зерна. К нему подошло бы нечто плоское. Жаль, у меня не завалялось ножниц, чтобы попробовать отпереть его. Я ковырнул скважину ржавой булавкой, которую случайно нашел на софе. Не вышло.

Взял книгу. Необычный переплет: кожа была более мягкой, чем козья, и белее свиной. Я помнил те на ощупь, так как Ба показывала мне отличия. На этой книге точно была человеческая кожа, грубо натянутая на тонкие дощечки. Черт, ужасно мерзко держать такое в руках. Я попробовал отгородиться от ощущения гадливости и открыть.

«Чернокнижие Йоганна Фауста», – прочитал я на немецком первый грязно-желтый лист.

Блеск.

Отбросив здравый смысл и доверившись бабушке, я продолжил бегло просматривать рукопись, перелистывая страницу за страницей.