Мгновение, и я покатил. Сдохну, значит, избавлюсь от проклятья и чувства вины за убийство Элишки, а если нет – останусь разбираться в этом дерьме. Шум ветра, доска, словно продолжение меня, и чувство опасности. Я несся, набирая скорость. Ноги дрожали от напряжения. Не знаю, то ли я слишком отчаянно хватал воздух, то ли очки оказались бракованными, но они запотели. Я перестал что-либо видеть и на скорости попытался затормозить, чтобы протереть их. Доска накренилась, я потерял контроль, упал, и дальше меня потащило кубарем по склону. Серое небо, с которого сыпались хлопья, и снежная трасса перемешались от быстрого вращения. Я перестал понимать, где земля, а где небо. Адреналин выплеснулся в кровь, словно мне сделали инъекцию. Он бился в висках, вытесняя из мыслей все, кроме отчаянного желания выжить. Я понял. Я хотел жить. Жить, несмотря ни на что.
Постарался отключиться от раздражителей в виде боли и одышки, чтобы сосредоточиться на торможении. Накренил доску так, чтобы она параллельно вспарывала трассу, как нож. Инерция дотащила меня до кромки елей и находящегося под ними обрыва.
Мне удалось.
Я со стоном встал и вернулся на трассу, чтобы найти обозначения карты и подъемников. Добравшись до ближайшей станции, я в изнеможении ввалился в местный ресторан, где, умирая от голода, накинулся на сырный австрийский суп и горячий глинтвейн.
Начинало темнеть, и я понял, что пора возвращаться.
Чем ближе подходил к отелю, тем сильнее кусал обветренные губы. Почему никто не предупредил меня раньше о Фаусте и остальном? Почему ба скрывала, что я проклят с рождения?
С усилием расслабив лицо и сделав непринужденный вид, я направился в холл отеля. Мистер Рот записывал в книгу новых гостей: пожилого мужчину и его спутницу моих лет, наверняка любовницу. Он проводил меня коротким, ничего не выражающим взглядом.
Я принял душ и, прислушавшись к затихшему дому, решился выйти. Меня мучили вопросы и чувство вины, которое отбрасывал от себя, словно мячик, но оно все равно возвращалось в удвоенном размере. Я не хотел оставаться наедине со своими терзаниями. Мне было необходимо найти Лилит и расспросить о предке и таксисте, портрет которого висел в холле.
Вышел из номера. Коридор был пуст и тих, словно единственный постоялец в «Дахштайне» – это я. В нос заполз пряный шлейф духов рыжей, который дурманил разум и вел меня, как кукловод марионетку. Я сделал пару шагов. Сердце ускорило ритм, вызывая странное возбуждение.
Черт, где же она?
Две цифры притягивали взгляд. Острые и тонкие, словно росчерк когтей. Я остановился перед номером одиннадцать на моем этаже. Я не стучал, повернул ручку, и дверь поддалась с легким скрипом. В комнате царил полумрак, бросая на мебель уродливые тени. Тьма в глубине комнаты гипнотизировала и одновременно отталкивала, заставляя меня покрываться липкими мурашками. Я поежился, но постучал костяшками пальцев по приоткрытой двери.
– Есть кто-нибудь? Лилит, вы здесь? Простите за беспокойство, я пришел поговорить.
Темнота словно ожила, всколыхнувшись от движения владелицы апартаментов.
– Дэниэль, я ждала, – Лилит бесшумно вышла из сумерек и остановилась в полосе тусклого желтого света, который лился через дверной проем.
Затаив дыхание, я рассматривал полностью обнаженную девушку, которая вовсе не стеснялась этого. Янтарные глаза напротив отливали красным золотом, а рыжие волосы волнами стекали по ее плечам.
– Молчишь? Тебе нравится то, что ты видишь, Дэниэль Фауст? – прошептала Лилит.
Она подошла ко мне и остановилась настолько близко, что ее алебастровые бедра соприкоснулись с моими. Это приглашение, которое я должен был принять. Уйти от нее казалось невозможным.
«Есть только один выход – не нужно сопротивляться, нужно поддаться», – мелькнуло вспышкой в сознании, и казалось, что это были не мои мысли.
Я с трудом сдерживался, чтобы не наброситься на девушку. Желание и опасность. Все мои инстинкты вопили бежать от нее, но возвращаться в самобичевание я не хотел. Я струсил и остался.
Прага. Этот же день. Ниотинский
В четырехстах километрах от «Дахштайна» Ниотинский, представившись охране на входе родственником Дэниэля Чейза, шагал по киностудии «Баррандов». Вчера, пробыв в доме номер пятьсот два до самой ночи и так ничего не найдя, он вернулся в свой коттедж возле Тройского замка. Здание Орден приобрел еще в восемнадцатом веке, и из графской усадьбы со временем его перестроили в постмодерновый дом. Обществу, которое возглавлял кардинал-епископ, принадлежали несколько квартир и отелей в Праге и даже замок Пругонице в пригороде столицы.