Дахштайн

Меня поселили в квартиру-студию в районе Летняны, которая принадлежала «Баррандову». Минимализм я любил. В «быте»[2] не было ничего вычурного, только самое необходимое: шкаф-купе у стены, рядом кровать. Комнату от кухни отделяла сквозная книжная полка, куда я успел купить несколько томиков по истории Праги на английском и учебник чешского для начинающих. Одно лишь зеркало, висящее в коридоре, выбивалось из общего стиля своей антикварной рамой.

Погладив по привычке гладкий крест серьги, которую подарила бабушка на восемнадцатилетие, я выглянул в окно. Чернильное пражское небо сегодня гремело тучами. Я весело хмыкнул. Поистине непредсказуемая погода в Чехии — дождь, жара и ветер могли сменять друг друга каждый час. В коридоре застрял, распутывая ненавистные длинные шнурки на кроссовках.

В зеркале мелькнула рыжеволосая тень. Невольно вздрогнул и подошел, вглядываясь в отражение. Показалось. Дурной сон, вот и мерещится всякое. Я состроил второму себе рожицу и показал язык. Очень взрослый поступок! Но никто ведь не видел, правда? На ободке старинной рамы я заметил то, чего вчера не было. Странный отпечаток, будто рука, тронувшая ее, была испачкана грязно-желтой гуашью. Провел пальцами по раме и понюхал. Похоже на серу. Хм-м… Может, зеркало привезли откуда-то с барахолки?

Я перестал гадать, когда увидел который час, и поспешил на работу. Меня не покидала надежда, что Мира объявится, ведь она идеально подходила на эту роль.

Этот же день, лечебница Сент-Мишель. Лос-Анджелес

— Guten Tag, Frau Faust[3].

Лицо женщины дернулось от испуга, но она поспешила скрыть это. Грета поднялась, с достоинством отряхнув землю с колен. Она пересаживала розы на лужайке перед зданием лечебницы. Садоводство входило в список разновидностей труда, рекомендованных людям с психическими проблемами. Недалеко прогуливался охранник, который следил, чтобы пациенты не навредили себе или другим.

— Добрый. Чем обязана? — спросила Грета на немецком.

Лицо мужчины казалось Грете знакомым, вот только где она его видела, не могла вспомнить.

— Фрау Фауст…

— Миссис Чейз, — поправила она.

— Прошу прощения. Я пришел, чтобы поговорить с вашим внуком, но не могу его найти в городе.

Как бы Грета ни готовилась к этому дню, она не смогла сдержать дрожи. Их все-таки нашли под другой фамилией, на другом конце света.

Покойному сыну повезло, на него Орден не успел обратить внимание. Теперь Дэну предстояло расплатиться вдвойне. Как себя вести и что сказать, она знала. Репетировала почти всю жизнь, сразу после прочтения дневников предка.

— Внук уехал путешествовать, мистер… Могу я узнать ваше имя? — она немного кокетливо улыбнулась, но мужчина не включился в игру.

Грета внутренне подобралась, ожидая от визитера чего угодно. Возможно, внука найдут в Праге. Главное, чтобы это произошло как можно позже. Дэниэлю двадцать один, нужно потерпеть полгода до следующего дня рождения и надеяться, что судьба будет к нему благосклонна. Миссис Чейз не хотелось посвящать Дэна в семейные тайны, но, похоже, она откладывала это так долго, что могла теперь и не успеть.

— Мистер Трим. Я представляю интересы одного итальянского общества. Думаю, вам известно его название. Скажите, пожалуйста, куда он уехал? Место, город?

— Вы же понимаете, что я не выдам местонахождение моего потомка?

Он сжал и без того тонкие губы так, что очертания рта почти пропали с хмурого лица.

— Вашего? Он потомок Фауста, и вы это знаете. Сына не уберегли, так дайте нам спасти Дэниэля.

— Это был несчастный случай! — вспылила Грета.

Открытие, что Орден следил за семьей, разбередило старые раны, которые с годами не заживали, грозясь поглотить миссис Чейз.

— Ну конечно!

— Дэн не нуждается в вашем спасении! Я защитила его.

— Сегодня я не настаиваю, но скоро за вами придут, и разговор примет совсем другой оборот. Даже стены сего заведения не смогут уберечь вас. Подумайте.

Он протянул визитку, задержав кусок картона в пальцах, когда Грета уже взяла ее.

— Надеюсь на ваше благоразумие. Времени почти не осталось.

Дэн

Утро понедельника в Праге — всегда нудные пробки, извивающиеся гигантским питоном. Я нервно стучал пальцами по рулю, слушая радио. Фразы диджея на чешском вызывали невольную улыбку.

— Venku je hnusně. Takže těšíme se na hezké počasí[4].

Язык казался мне сложным, но отзывался внутри теплотой.

На время пробок я придумал личное развлечение: наблюдал за водителями и пассажирами соседних машин. Представлял по их внешности кто они, чем занимаются. Рисовал в голове своеобразные сценарии их жизни. Фил не понимал тяги воображать чужие драмы или комедии, а мне нравилось.

Я снова вернулся мыслями к пропавшей актрисе. Вспомнил, как друг ухлестывал за ней. Фил слишком много времени уделял охоте на девиц. Иногда я в шутку называл его маньяком, но надеялся, что исчезновение Миры не свяжут с Митсоном, все-таки они тесно общались, даже когда у девушки появился постоянный парень.

Неделю назад мы обедали в «Кнедлине», и я случайно стал свидетелем разговора, которого не должен был услышать: