Таким образом, благодаря отчаянным эльфам, приносившим новости из портов, мир в воображении народа Сильвана становился всё больше и больше. Один из таких сорвиголов, рисковавших пробраться в города людей, был Даламар Арджент, которые не столько пытался разузнать что-то о Сильванести, сколько обо всём остальном мире. Каждый раз, когда флот заходил в порт, он спускался до доков и шёл среди людей в таверны, стремясь изучить всё, что мог. Это не было для него лёгким делом — ходить среди чужестранцев, потому как он думал о них так же, как и все другие эльфы. Но он всё равно упорно продолжал выходить в порт. Каким огромным оказался мир, в котором Сильванести отнюдь не был центром! Какими странными казались языки — некоторые красивые, некоторые невообразимо уродливые. Он разговаривал с людьми в дикарских портах возле Каламана, в Палантасе и на базарах Каэргота. Всё вокруг — особенности людей, гномов и кендеров очаровывало его, запахи приготовления пищи в палатках, специй на рынках, аромат иностранных тканей. Сияющие глаза незнакомцев были опьяняющими, глубокими, вдумчивыми и занимательно странными.
Наконец беглецы прибыли на Южный Эргот и основали здесь временное поселение. Лорд Белтанос, кровный родственник Беседующего Лорака, сформировал правительство Глав Домов в изгнании. Это правительство имело такой же состав, что и в Сильванести, за двумя исключениями. Илле Сават погибла в Лесу Сильванести, а Лорд Гаран из Дома Защитников не пережил морского перехода. Он умер ещё во время первого месяца путешествия. Сердце старого воина просто остановилось в груди. Оно было разбито, говорили некоторые, так как Гаран не смог пережить бегство из страны, которую так долго защищал. Таким образом, Дом Мистиков возглавил Лорд Фелеран, а Дом Защитников — Лорд Коннал, который был соратником Гарана во время войны.
Правительство в изгнании собралось тотчас же по прибытии, поставив задачу решить вопросы притязаний Сильванести к этой земле солёного бриза и сосновых лесов, богатых охотничьих угодий и прибрежных вод, полных рыбы. То, что на этой земле жил дикий народ Кагонести, который когда-то давно их сильванейстийские родичи хотели превратить в расу слуг, значения не имело. Сильванести пришли с оружием, вооруженные уверенностью, что они, как избранные богов, достойны самого лучшего на этой земле. Уверенность в этом, независимо от того, как сложатся дальнейшие обстоятельства, была всё ещё незыблема в Детях Сильваноса. Таким образом они обратили в рабство Кагонести и основали на их земле город Сильвамори, ставший их домом в изгнании. Несчастные Кагонести попали теперь в гораздо более тяжкое положение, чем их аристократические кузены, но тяжкие вздохи и стенания по-прежнему доносились в основном из домов сильванестийцев, несчастных изгнанников.
Даламар Арджент не часто присоединялся к общим жалобам, и поначалу это удивляло даже его самого. Он на самом деле переживал за свою родину, осиновые леса, чистый и светлый город, ароматы садов и глубокие звоны колоколов в гаванях. Иногда он доставал вышитый футляр свитка, который содержал Гимн Рассвета к Эли и смотрел на него, испачканного грязью со дня смерти лорда Теллина. Он попытался возвратить его леди Линнте, но она не взяла. Она долго смотрела на Даламара и его глаза, переполненные горем, беззвучно просили: не заставляйте меня взять это, не заставляйте меня думать о том, чего, возможно, никогда и не было. И таким образом Даламар оставил свиток у себя, как экспонат другого времени, другого места и богов, имена которых звенели через сосновый лес Сильвамори, но не в его сердце.
Он оказался свободным от какой-либо работы, как и многие другие в изгнании. Вместо этого Даламар оказался в объятиях одной из дикарок Кагонести, женщины с волосами цвета Солинари, глазами цвета морской волны и длинными загорелыми руками. K'гатала была мудрой женщиной, особенно по части магии Кагонести, верящей в то, что эльфийские имена могут многое рассказать о их обладателе. Она сказала ему, что у него странное имя для одного из Светлых Эльфов, поскольку если на языке Сильванести «арджент» означало «серебро», то на языке Кагонести это слово означало «сын ночи». — И это…, — сказала она однажды ночью, лежа в его объятиях и запустив свои длинные пальцы в его тёмные волосы, — это странное имя для одного из вас, но возможно не настолько странное для тебя.