Далекая юность

В большой горнице стояла огромная русская печь. Во всю ее длину на высоте человеческого роста были полати; под ними, в углу, за холстинной занавеской — большая деревянная кровать. Несколько лавок, остывший самовар в красном углу да кадушка с водой — вот и все, что было в этой небогатой избе. Здесь было чисто; сладко пахло хлебом. На лавке за прялками сидели две молодые женщины, пряли лен. Веретена, крутясь, жужжали, вертелись по полу, как волчок.

— Устя, наставь самоварчик. Товарищ с морозца — чайку попьет, согреется, — сказал Егор.

Одна из женщин положила прялку на лавку, взяла самовар и понесла его к печке. Скоро самовар вначале тихо, а потом громче запел, засвистел, словно живой.

Курбатов познакомился с Егором и объяснил ему, зачем он приехал.

— А и больно хорошо, паря! Как раз под рождество угадал. Посмотришь, чем наша молодежь занята.

За чаем Егор начал рассказывать и про себя, и про деревенские дела, и про комсомол.

В те годы в деревне росла зажиточная кулацкая верхушка, а вместе с ней росло и батрачество. Бедняцкая и середняцкая молодежь не могла укрепить свое хозяйство и вынуждена была уходить на подсобные наработки.

Было все: и массовая неграмотность, и нередкие случаи хулиганства, даже преступности, особенно в престольные праздники. Среди молодежи жила еще религиозность, некоторые участвовали в различных сектах.

В Лемже была комсомольская ячейка; в ней насчитывалось пятнадцать комсомольцев из пяти деревень, объединяемых сельсоветом.

Большое влияние на молодежь, как рассказывал Курбатову Егор, имел Тимоха Рубец — сын местного кулака-лавочника. Он задавал тон, ребята на него равнялись. Даже гармонь в его руках — единственная на все село — помогала ему. Ни одна посиделка не могла обойтись без Рубца.

В этих краях никогда не видели кино, не имели представления о радио. Курбатов, уезжая из Няндомы, договорился с комсомольцами депо, что они в порядке смычки с деревней возьмут шефство над отсталой Лемжей, и теперь видел, что это решение было правильным.

После беседы с Русановым Яков написал письмо в Няндому. Он просил, чтобы на рождество сюда прислали гармонь и кинопередвижку. Среди комсомольцев был гармонист — веселый кудрявый парень — батрак Мотя Заболотных, но гармошки у него, конечно, не было.

С секретарем комсомольской ячейки, Федей Ясиным, Курбатов пошел на посиделку. В большой комнате под потолком горела керосиновая лампа. Молодежь сидела на лавках у стен. В середине горницы на табуретке восседал Тимоха Рубец, хмельной, с грязными спутавшимися волосами. Стоя возле дверей, Курбатов слушал, как парни пели залихватские частушки. После песен стали плясать, потом начались игры. К Якову подошли две девушки, спросили его:

— Тебе, городской, сахару надо?

— Мне? — удивился Курбатов. — Какого сахару?

— Ну, говори скорее: надо или нет?

— А какой же у вас сахар? — В свой черед спросил Курбатов. Девушки переглянулись и засмеялись.

— Да не думай — не постный, а сладкий. Сколько тебе фунтов?

— Ну, для пробы давайте два фунта, — догадавшись, что это какая-то игра, ответил Яков.

Одна из девушек быстрым движением обняла его голову и поцеловала в губы, другая сделала то же.

— Ну что — сладко? Может, еще фунтов десять продать?

Курбатов, покраснев, отпрянул. Девушки, расхохотавшись, отошли. Он шепнул на ухо Ясину:

— Что это они так?

— А у нас это, Яша, запросто парни с девками целуются. У нас все игры с поцелуями. Подожди, еще ленты, смолу и всякую всячину будут тебе продавать: сколько фунтов запросишь, — столько будет и поцелуев.

Яков, накинув полушубок, вышел на улицу: Ясин, осторожно притворив за собой дверь, вышел за ним. В душе Курбатова поднималась глухая бессильная ярость; то, что он увидел, потрясло его своей тупостью.

— Почему комсомольская ячейка красных посиделок не организует? — резко спросил он. — Мы же вам и руководство по их организации послали. Получили ли вы такую книжечку?

— Книжечку-то получили, — махнул рукой Ясин. — Да какой толк, если гармонист у нас — сын мироеда Тимоха Рубец! Ни мы к нему на поклон, ни он к нам не пойдет. Какие же посиделки без гармоники? На них и не придет никто.

Курбатов немного остыл: то, что говорил Ясин, было правдой.

— Давай организуем показательные красные посиделки, — сказал, наконец, Курбатов. — Гармошка будет, а гармонист у вас есть. Ты приходи с ребятами в избу председателя сельсовета, — обо всем и договоримся.

На другой день вместе с комсомольцами был составлен план первых красных комсомольских посиделок.