Далекая звезда

— Нет! — Мне хочется зажмуриться и зажать уши.

— Тебе сложно с этим смириться, но он умер. Я попросил одного своего знакомого проверить это. Мне очень жаль.

— Нет! — боль в солнечном сплетении яркой вспышкой ослепляет меня. Дышать становится трудно.

— Астрид, ты нее представляешь, как сложно растить ребенка.

— Я справлюсь. — звучит словно мантра

— Подумай о будущем. Ты же никогда не сможешь построить семью после этого. Ни один мужчина не взглянет на тебя иначе, как временное развлечение. Ты не выйдешь замуж. Твоя репутация будет уничтожена. Сама подумай, кто сможет воспринимать тебя серьезно? Родила, будучи подростком. И от кого? От иштарца. Этого ведь не скроешь. Что о тебе подумают?

— Я не собираюсь обсуждать свое решение.

К этому разговору родители возвращались при каждом своем визите, что раздражало. Но они уверяли, что желают мне лишь добра и, просто, переживают.

Психотерапевт, которая должна была помочь мне принять взвешенное решение, четыре часа убеждала меня сделать аборт. В ход шли все те же доводы. О том, что общество от меня отвернется. О том, что я не выйду замуж, ибо никому не нужна овуляшка с прицепом.

Кстати, да, я именно овуляшка, ибо неудержимо желаю размножаться, не достигнув социально-приемлемого возраста и семейного положения для этого. А от таких особ нормальные мужчины стараются держаться подальше.

В заключении этот чудо-доктор мне сказала, что столь неосознанной девушке нельзя доверять воспитание ребенка и она сообщит о данном инциденте в социальную службу.

— Да, пожалуйста. Я считаюсь совершеннолетней. О чем есть заключение той самой социальной службы. Имею образование и профессию. Работаю и плачу налоги. Для работы у меня возраст социально-приемлемый. Для этого я достаточно осознана. Но ребенка я не могу воспитывать потому, что не желаю прерывать беременность. Вы не видите в этом никакого противоречия?

— В моем заключении будет сказано, что вы эмоционально неустойчивы и не способны в полной мере осознавать ответственность, которую накладывает на вас рождение ребенка, — сказала она на прощание.

А я так и не поняла, что ею двигало. Зачем ей нужно было давить на меня? И почему, мое несогласие с ее позицией воспринимать, как личное оскорбление?

Странная женщина. Мне ведь доводилось общаться с психиатрами и психотерапевтами. Врачи, как врачи. На первом месте концепция "не навреди" и уважение к личности пациента. А тут?

Раскрывать душу перед человеком, для которого существует два мнения: ее и неправильное, я нужным не посчитала. Все равно не поймет.

Зачем мне замужество, если Каи погиб? Что мне дело до мыслей окружающих? Их бесценное мнение мне всегда было безразлично.

А ребенок… это прежде всего ЕГО сын. И родить в двадцать пять или тридцать, когда это считается приемлемым, у меня уже не получится. Ведь Каи больше нет.

Я не могла в это поверить. Хотелось закрыть глаза и представить, что я всего лишь ненадолго его потеряла. Только это было опасной иллюзией, которой не стоит подаваться.

Причина неадекватного поведения психотерапевта раскрылась лишь спустя две недели. Она лежала на поверхности. Никто даже не собирался ее прятать. Но мне так хотелось поверить в существование людей, которым я небезразлична, что очевидные вещи от меня ускользали. А следовало бы держаться настороже. Особенно, с людьми, которые предали меня не один раз.

Глава 28

Астрид Эрден Стат

В клинике меня держали не так уж долго. Всего восемь дней. А потом выписали. И я приехала в дом родителей. Своим домом я это место не считала. Да и они, наверное, тоже. Потому что комнате, в которой меня поселили, упорно продолжали называть гостевой.

Были ещё какие-то мелочи, но я старалась не обращать на них внимание. Потому что впервые за всю мою жизнь мы жили, как настоящая семья. Вместе завтракали и ужинали. Родители даже интересовались, как у меня дела и пытались говорить со мной об искусстве, которое так любили. Выходило, что они общались друг с другом и Лидией. Потому что я не могла на равных поддержать беседу о концерте или художественной выставке, которые они посещали без меня, не отличала ар-деко от ар-нуво, путала мюзикл с опереттой и не понимала разницы между балетом-поэмой и балетом-романом. Последнее меня, вообще, ввело в ступор. Это же балет. Там танцуют и не произносят ни единого слова. Какая поэма? Какой роман?

Лидия смотрела на меня свысока, как на дурочку, явно наслаждаясь тем, что хоть в этом она на высоте. Лучше бы училась нормально. Но сестра полагала: для того, чтобы неплохо устроиться в жизни, ей достаточно быть красивой и уметь поддерживать светскую беседу. Остальное — без надобности. Родители эту странную позицию поощряли, а я держала свое мнение при себе. Потому, как не хотелось ссороиться. На пустые склоки у меня не было ни сил, ни времени.